— У меня детского питания в сумке максимум на два раза. Это семь-восемь часов, — я посмотрела на Шейна.
— Будем надеяться, что нам этого времени хватит, чтобы всё закончилось. Что бы там не начиналось.
И чтобы нас не нашли.
Эту мысль каждый из нас подумал про себя.
Мы с братом снова были одни. Ещё и с малышкой. Снова могли надеяться лишь сами на себя и друг на друга.
Эту силу, эту общность привили нам родители. Позаботились о том, что если их не будет рядом, мы найдём поддержку друг в друге.
Наверное, это самое лучшее, что они могли сделать для нас.
— Не знаю, что нам предстоит, Лил, — Шейн опустился на край дивана и протянул руки, предлагая отдать ему Дафну. — Но ты бы поспала. Хоть немного. Мало ли для чего нам понадобятся силы.
Поспать у меня, конечно же, не вышло. Дафна разнервничалась, и мне пришлось забрать её у Шейна. Она уснула, но спала на руках и очень тревожно.
Началось тягостное ожидание. Время тянулось медленно, словно липкий тягучий клей. В какой-то момент мне начало казаться, что воздуха в убежище не хватает, хотелось срочно выбраться на поверхность.
Пришлось успокоить себя, напомнить, что это просто тревожное состояние. Опыт почти полугода, проведённого в бункере, подсказал, как справиться.
Мы с Шейном стали вспоминать своё детство, родителей, как проходили семейные вечера. Вспоминали мамины пироги и как с папой запускали бумажные фонарики.
— Это ведь не могло быть ненастоящим, правда, Лил? — Шейн, откинувшись головой на спинку дивана, посмотрел на меня так, словно искал поддержки, ждал, что я не стану опровергать то, во что ему так отчаянно хотелось верить.
И мне тоже хотелось.
— Не могло, — тихо прошептала я. — Мы не просто эксперимент для них, Шейн. Мы их дети. Они любят нас. Я… не могу поверить в иное. Папа и мама учёные, но… это не значит, что они не любят нас. Как детей, а не как крысок в своей лаборатории.
Он прикрыл глаза на минуту, а потом с нежностью посмотрел на нахмурившуюся во сне Дафну у меня на руках.
— Ты права, Лил. Моя дочь ведь тоже… не плод любви, будем честны. Она не была зачата от искренней любви. Но… я люблю её. И по Яре скорблю. Она была чудовищем, но… знаешь… когда она носила Даффи под сердцем, мне показалось, что под пеплом её чёрной души есть что-то живое. Что-то, что может разгореться в чистое пламя. Это совсем не исключает того, что она творила, но…
— Я понимаю, о чём ты говоришь, Шейн, — я тоже опустила взгляд на невинное детское личико. Малышка была похожа на Яру. Будто её светлое отражение.
Не знаю, сколько прошло времени, оно ощущалось совсем нереальным. Мы будто пребывали в какой-то прострации. А потом оба резко вздрогнули, когда послышался шум наверху прямо над люком в наше убежище.
Шейн вскочил на ноги и встал у входа в коридор. Оружия у него, к сожалению, не было.
Я задержала дыхание, мысленно молясь о том, чтобы сейчас послышался голос матери или отца.
Но первое, что я увидела, это как на груди Шейна россыпью отобразились точки лазерных прицелов.
50
Моё сердце остановилось. Я замерла, прижав ребёнка к груди, в который раз в жизни ощущая, как я проигрываю. Знакомое чувство уже. Привычное. Когда ты понимаешь, что ничего сделать уже не можешь.
Некуда бежать.
Некому помочь.
Сопротивление бесполезно.
— Оставайтесь на местах, — прозвучал холодный голос. — Меня зовут Рид Мордос, я командир отряда костодианцев Высшего Совета Наместников. Приказываю вам оставаться на местах, и никто не пострадает.
Я увидела, как напряглись под рубашкой мышцы на спине у Шейна и поспешила предупредить его, чтобы не делал глупостей.
Мы не станем рисковать. У нас на руках ребёнок.
К нам в убежище спустились трое солдат и, судя по всему, этот самый Рид Мордос. Шейна обыскали на предмет наличия оружия, а потом приказали следовать за ними на выход.
— Что с остальными? — спросила я у командира отряда костодианцев, не особенно-то и надеясь на ответ. — Они…
— Живы, — чеканно ответил он. — Взяты под стражу и предстанут перед судом за действия, способствующие расколу общества и незаконную научную деятельность.
Слава Богу, кровь не пролилась, и все члены ордена были живы. Наши мать и отец были живы.
Крепче прижав Дафну, я стала подниматься по лестнице к выходу. Размышляла о том, что, оказывается, неважно, на Земле или на Кроктарсе — во главе угла борьба за власть. Всегда за власть.
Не за справедливость, не за научные открытия, не за то, чтобы население жило хорошо. А за власть. И власть эта борется с любым инакомыслием, жестоко подавляя любую угрозу в зародыше.
Нас вывели из бункера, потом из лаборатории и здания. На улице стояло несколько белых капсул — таких же транспортных средств, на котором Мойра Яжер доставила нас с Шейном и Дафной от обломков корабля в город Белой Лилии, только на этих капсулах был изображён крупный знак — символ единства ветвей власти. Я такой видела в доме Тайена на Земле и в том зале суда.
В других капсулах, наверное, были другие участники ордена, нас же с Шейном, которому сковали руки спереди каким-то светящимся шнуром, и ребёнком поместили в отдельную. Рядом внутри сел Рид Мордос и ещё четверо вооружённых костодианцев. Похоже, нас охраняли максимально.
Дафна забеспокоилась, тревожно задышала и стала ворочаться, будто высказала свой страх, словно предупреждала, что это опасная поездка.
Но что я могла поделать? Сопротивление было бы слишком опасным и могло бы иметь непредсказуемые последствия. И заведомо нулевой результат.
— Тихо, моя маленькая, — я крепче прижала её к груди и поцеловала в маленький нежный лобик. — Всё будет хорошо.
Это скорее всего была ложь, но сказать ребёнку правду я не могла, пусть Дафна меня и не понимала. Мне нужно было верить во что-то, чтобы не впасть в истерику.
Капсула двигалась почти бесшумно. Я старалась смотреть только на малышку. Ох, если бы я могла защитить её силой мысли, я бы это сделала! Но, к сожалению, ничем таким магическим я не обладала.
Где же, Тайен?
Спаси нас. Услышь!
Мы так нуждаемся в тебе.
Ты нужен мне, нашему нерождённому ребёнку. Ты нужен Дафне. Ты всем нам нужен!
Наверное, командор тоже находился в руках правительства, и от этого становилось ещё больнее.
Не выдержав, я почувствовала, как глаза запекло. Я зажмурилась и судорожно выдохнула, пытаясь успокоиться. Мне нужно было держать себя в руках. Ради Дафны. Ради того малыша, который зародился во мне. Детей я не делила и они оба были мне родными.
Внезапно я почувствовала, как по спине сначала от шеи заструилось тепло, а потом оно переросло в жар. Странное чувство, такого ещё не было, хотя я уже привыкла так или иначе чувствовать метку.
Жар расползся по плечам и заструился по рукам. Не знаю, как точно это можно было описать, но я словно почувствовала, как мои мускулы наполняет странная сила. В груди тоже начало разрастаться странное ощущение. Дышать стало тяжелее, мне как будто не хватало воздуха.
— Лил, ты в норме? — тихо спросил Шейн.
— В норме, — ответила ему я.
Но я была не в норме. Моё состояние напоминало панику, но это была не она. Не те физиологические критерии.
Капсула вдруг стала снижать скорость, и командир костодианцев напрягся и нахмурился.
— Фиби, что происходит? — обратился он, как я поняла, с искусственному интеллекту капсулы.
— Обнаружено неизвестное препятствие, — ответил ему электронный голос. — Биологический субъект. Характеристики не соответствуют норме.
— Что это значит? — Рид Мордос встал и взялся рукой за оружие на поясе.
— Сбой системы. Сбой навигации. Сбой эхолокации, — зачастила Фиби и резко встала как вкопанная. — Системы выведены из строя. Требуется ручная перезагрузка.
Переднее стекло из чёрного стало прозрачным и… впереди я увидела Тайена.
В груди словно ударом пробило. Дыхание сбилось, а сердце застучало быстро-быстро. Метка запульсировала так, что у меня перед глазами пошла рябь.