— Я верно читаю в твоем сердце, господин, и, значит, мы избежим этого зла, ибо, поразмыслив хорошенько, я заподозрил, что могу уделить чрезмерное внимание женщинам, когда буду их оценивать, и зря растрачу свои силы. Я не могу больше позволить себе этого, поскольку становлюсь стар; мои ноги плохо гнутся, а руки плачевно дрожат, особенно по утрам, когда я просыпаюсь и еще не успел глотнуть пива. Познав таким образом самого себя, я спешу заверить тебя, что я купил только солидные дома, которые принесут скромный, но надежный доход. Я не купил ни увеселительного заведения, ни трущоб, где разваливающиеся лачуги приносят больше дохода, чем уютные дома зажиточных людей.
Вдруг Капта оробел и посмотрел на меня испытующе своим единственным глазом, оценивая, насколько милостиво я расположен. Я налил вина в его чашу, побудив его высказаться, ибо никогда не видел, чтобы он сомневался в себе, и это подстрекнуло мое любопытство.
Наконец он сказал:
— Моя просьба дерзка и нахальна, но, поскольку, согласно твоему решению, я свободен, я осмеливаюсь произнести ее в надежде, что ты не рассердишься. Я хочу, чтобы ты пошел со мной в винную лавку в порту под названием «Хвост крокодила», о которой я так часто говорил тебе; мы могли бы вместе насладиться вином, и ты сам увидишь, что это за место, о котором я мечтал, когда сосал через тростинку мутное пиво в Сирии и Вавилоне.
Я разразился хохотом и не обиделся, ибо вино привело меня в хорошее настроение. Весенние сумерки наводили грусть, и я был очень одинок. Хотя господину было неприлично идти со слугой в жалкую портовую таверну и пить напиток, который за свою крепость назывался «крокодильим хвостом», я все же вспомнил, что Капта по доброй воле вступил со мной в некие мрачные врата, хорошо зная, что никто еще не выходил оттуда живым. Я положил руку ему на плечо и сказал:
— Сердце говорит мне, что «Хвост крокодила» — самое подходящее место, чтобы завершить этот день. Пойдем.
Капта запрыгал от радости, как это любят делать рабы, забыв, что ноги у него окостенели. Он побежал и принес запрятанную им мою палку и накинул мне на плечи плащ. И мы отправились в порт и в «Хвост крокодила», а ветер приносил с реки запах кедра и поросшей зеленью земли.
6
«Хвост крокодила» находился в центре портовой части, в темном переулке между огромными товарными складами. Стены ею из глиняного кирпича были неимоверной толщины, так что летом там было прохладно, а зимой сохранялось тепло. Над дверью рядом с кувшином пива и кувшином вина красовался огромный высушенный крокодил с блестящими стеклянными глазами, в его широко раскрытой пасти виднелись ряды зубов. Капта нетерпеливо втащил меня внутрь, позвал хозяина, и мы прошли к сиденьям, покрытым подушками. Его там хорошо знали, и он чувствовал себя как дома; другие завсегдатаи, подозрительно поглядывая на меня, продолжали беседовать. К своему удивлению, я обнаружил, что пол был деревянным и стены тоже обшиты панелями. На стенах висели трофеи из многих далеких стран: негритянские копья и перья, раковины с морских островов и разрисованные критские чаши.
Капта с гордостью проследил за моим взглядом и сказал:
— Тебя, конечно, удивляет, что стены деревянные, как в домах богатых людей. Знай же, что все эти доски взяты со старых разбившихся кораблей, и хотя я стараюсь не думать о морских путешествиях, все же должен упомянуть, что эта пожелтевшая избитая морем доска плавала в страну Пунт, а эта коричневая терлась о причалы морских островов. Но, с твоего позволения, давай насладимся «хвостом», который сам хозяин приготовил для нас.
Мне вручили прекрасный кубок, отлитый в виде раковины мидии — такой формы, что его приходилось держать на ладони. Я не взглянул на него, устремив глаза только на женщину, которая подала его мне. Она была уже не так молода, как большинство служанок, и не прохаживалась вокруг полуобнаженная, чтобы привлекать взгляды и возбуждать посетителей. Она была пристойно одета, с серебряным кольцом в одном ухе и с серебряными браслетами вокруг тонких запястий. Она бесстрашно встретила мой взгляд и не потупила глаза, как обычно делают большинство женщин. Ее брови были красиво вь щипаны, и в глазах проглядывала грусть и улыбка. Это были теплые карие живые глаза, и сердце радовалось, глядя на нее. Я взял чашу, предложенную мне ею, на ладонь, и Капта сделал то же самое.
Все еще глядя в ее глаза, я невольно сказал:
— Как тебя зовут, красавица?
Она ответила низким голосом:
— Меня зовут Мерит, и не подобает называть меня красавицей, как делают застенчивые мальчики, пытаясь в первый раз погладить бедра служанки. Надеюсь, что ты запомнишь это, если когда-нибудь еще окажешь честь нашему дому, Синухе-врач, Тот, кто Одинок.