Крик разбудил даже Хоремхеба, который потянулся и пробормотал, улыбаясь и не открывая глаз:
— Это ты, Бакет, возлюбленная Амона, моя принцесса? Ты звала меня?
Но, когда я слегка толкнул его в бок, он открыл глаза и улыбка сбежала с его лица. Он ощупал голову и сказал:
— Клянусь Сетом и всеми демонами, твой напиток был крепким, Синухе. Я спал, мне кажется.
Я сказал:
— Народ призывает Амона.
Тогда он вспомнил все и заторопился уходить. Мы прошли через винную лавку, спотыкаясь о голые нош девушек и солдат. Хоремхеб схватил с полки хлеб и опустошил кувшин с пивом, и мы вместе поспешили в храм по пустым, как никогда прежде, улицам. По дороге он умылся у фонтана, окуная голову в воду, сильно пыхтя и отдуваясь, ибо «крокодилий хвост» все еще бился у него в голове.
Толстый маленький «кот» по имени Пепитамон расположил свои отряды и колесницы перед храмом. Получив известие, что все готово и что все люди ждут его приказаний, он поднялся в своих золоченых носилках и крикнул пронзительным голосом:
— Солдаты Египта! Смельчаки земли Куш! Доблестные шарданы! Ступайте и свергните изображение Амона, проклятого по приказу фараона, и велика будет ваша награда!
Сказав это, он почувствовал, что сделал все, что от него требовалось, и снова с удовлетворением уселся на мягкие подушки своих носилок и велел рабам обмахивать его, ибо уже было очень жарко.
Но перед храмом стояла бесчисленная толпа людей в белых одеждах, мужчин и женщин, стариков и детей, и они не отступали перед надвигающимися отрядами и колесницами. С громким криком они бросались наземь, так что лошади топтали их и колеса катились по их телам. Командиры увидели, что они не могут продвигаться без кровопролития, и приказали своим людям отступить до получения дальнейших приказаний, ибо фараон запретил проливать кровь. Но кровь уже текла по камням площади, где раненые стонали и пронзительно кричали и люди сильно заволновались, увидев отступающих солдат. Они считали, что победа за ними.
Меж тем Пепитамон вспомнил, что в своем воззвании фараон изменил свое имя, назвавшись Эхнатоном, внезапно решил изменить также и свое, дабы снискать расположение фараона. Когда командиры подошли посоветоваться с ним, потные и сбитые с толку, он претворился, что не слышат их, широко раскрыл глаза и сказал:
— Я не знаю никакого Пепитамона. Меня зовут Пепитатон. Пепи, благословенный Атоном.
Командиры, у каждого из которых была оплетенная золотом плеть, а под командой тысяча людей, были чрезвычайно раздражены, и начальник колесниц воскликнул:
— В преисподнюю этого Атона! Что за глупости? Дай нам приказание!
Тогда Пепитатон стал насмехаться над ними и сказал:
— Вы воины или бабы? Разгоните людей, но не проливайте крови, ибо это решительно запрещено фараоном.
Услышав это, командиры переглянулись и плюнули на землю. Потом, поскольку делать больше было нечего, они вернулись к своим людям.
Пока командиры совещались между собой, люди напирали на отступающих негров, выворачивали уличные камни и швыряли их, размахивая своими пестиками и сломанными сучьями, и вопили. Толпа была огромная, и люди подбадривали друг друга пронзительными криками. Многие негры, поверженные камнями, лежали на земле в своей собственной крови. Кони пугливо шарахались от громких криков людей, становились на дыбы и бросались в сторону, так что возницам стоило большого труда удержать их. Когда командующий колесницами вернулся к своему отряду, он обнаружил, что ударом камня у лучшего и самого дорогого коня выбит глаз и искалечена нога.
От этого он так рассвирепел, что завыл от ярости и воскликнул:
— Моя золотая стрела, моя косуля, мой солнечный луч! Они выбили твой глаз и сломали твою ногу, но, клянусь, ты дороже моему сердцу, чем все эти люди и боги вместе взятые. Поэтому я буду мстить, но не будем проливать кровь, ибо это решительно запрещено фараоном!
Во главе своих колесниц он врезался в толпу, и каждый возничий втаскивал в свою колесницу самых крикливых мятежников, тогда как лошади топтали старых и малых, и вопли сменялись стонами. А те, кого подхватывали солдаты, были задушены вожжами, так что не пролилось ни капли крови; после этого возницы повернули и помчались назад, волоча за собой трупы, чтобы поселить ужас в сердцах людей. Нубийцы сняли с луков тетиву, набросились на людей и душили их тетивами, снятыми с луков. Они душили и детей и оборонялись щитами от камней и ударов. Но каждого разрисованного негра, оторвавшегося от своих товарищей, толпа топтала ногами и разрывала в клочья. Людям удалось стащить с колесницы одного возничего, и они раздробили ему голову о камни мостовой под бешеные вопли толпы.