Выложив все это, Капта вызывающе скрестил руки, выпятил грудь и ожидал моих похвал. Но его слова заставили меня шевелить мозгами, и некоторое время я усердно размышлял. Наконец я спросил:
— Так у нас большие запасы зерна?
Капта энергично кивнул, все еще ожидая моих похвал, но я продолжал:
— В таком случае ты должен поспешить к поселенцам, которые возделывают проклятую землю, и распределить зерно между ними для посева, ибо у них его нет. А то, что у них есть, — крапчатое, словно полито кровавым дождем. Река спала, пришло время пахоты и сева; ты должен поспешить.
Капта жалостливо посмотрел на меня, покачал головой и сказал:
— Мой дорогой господин, тебе не следует утруждать свою драгоценную голову непонятными для тебя делами, но позволь мне обмозговать это за тебя. Дело обстоит так: мы, торговцы, получили первый доход от поселенцев, ссудив их зерном, ибо бедность вынудила их за каждую меру, взятую в долг, отдавать две. Если они не могли заплатить, мы заставляли их резать скот и брали шкуры в уплату за долг. Когда зерно дорожало, сделка становилась невыгодной, а этой весной нам выгодно оставить побольше незасеянной земли, чтобы цена на зерно подскочила. Мы ведь все-таки не сумасшедшие, чтобы дать поселенцам зерно для посева, ибо это было бы для нас очень убыточно, а все торговцы зерном стали бы моими врагами.
Но тут я проявил твердость и резко сказал:
— Делай, как я приказываю, Капта, ибо зерно мое, а я думаю сейчас не о выгодах, а о людях, у которых ребра торчат из-под кожи, как у рудокопов, о женщинах, чьи груди висят, как пустые мешки, о кривоногих детях на берегу реки, по глазам которых ползают мухи. Я приказываю разделить это зерно между ними для сева и любым способом помочь им провести сев. Сделай это ради Атона и ради фараона Эхнатона, которого я люблю. Не давай им это даром, ибо я видел, как даровое порождает лень, недоброжелательство, праздность и алчность. Разве им не дали землю и скот даром? И все же у них ничего не вышло. Пусти в ход свою палку, Капта, если это будет необходимо. Присмотри за тем, чтобы зерно было посеяно и сжато. А когда ты придешь требовать то, что тебе положено, не вздумай брать ничего для себя, возьми у них только меру за меру.
Услышав это, Капта стал рвать на себе одежду и причитать:
— Мера за меру, господин? Это безумие, ибо где же мне и красть, как не из твоей прибыли? Во всем остальном твои речи так же глупы и безбожны. Кроме торговцев зерном, против меня ополчатся и жрецы Амона, а сейчас я могу без опаски произнести его имя вслух, сидя в закрытой комнате, и никто не услышит меня и не донесет. Я произношу его имя вслух, господин, ибо он все еще жив и его могущество сильнее, чем когда-либо прежде. Он проклинает наши дома, наши склады и магазины и эту таверну он тоже проклинает, так что, пожалуй, стоит перевести ее на имя Мерит, если она согласится, и я так доволен, что твое имущество значится под разными именами, стало быть, жрецы не могут пронюхать о нем и призвать на него проклятие.
Капта продолжал болтать, выгадывая время, в надежде, что я откажусь от своих намерений. Увидев, что мое решение твердо, он крепко выругался и сказал:
— Может, тебя укусила бешеная собака, господин? Или скорпион ужалил? Сперва я подумал, что это просто глупая шутка. Твой план приведет нас к нищете; но, может быть, скарабей поможет нам. По правде говоря, я и сам не люблю смотреть на тощих людей и отвожу от них глаза. Хорошо бы и ты так поступал, ибо чего человек не видит, того он и не знает. Я успокоил свою совесть, распределяя зерно между бедняками, поскольку это было выгодно. Что мне более всего не нравится в твоем плане, так это то, что я должен отважиться на затруднительное путешествие и таскаться по грязи, где я, конечно, оступлюсь и свалюсь в оросительную канаву, и тогда моя жизнь будет на твоей совести, господин, ибо я старый и усталый человек и руки и ноги мои уже не гнутся. А как я буду без моего мягкого ложа и без супов и жаркого Мути. Да к тому же от ходьбы я задыхаюсь.
Но я был безжалостен.
— Ты врешь как никогда, Капта, ибо за эти годы ты не постарел, а помолодел. Руки твои не дрожат, как прежде, и твой глаз сначала, когда ты вошел, не был красным, а покраснел только сейчас, когда ты выпил так много вина. Предписываю тебе это трудное путешествие как врач — из-за любви, которую питаю к тебе. Ты слишком толст, и это вредно твоему сердцу и нарушает дыхание. Надеюсь, ты похудеешь за время поездки и снова станешь достойным человеком, так что мне не придется краснеть за тучность моего слуги. Помнишь, как мы радовались, шагая по пыльным дорогам Вавилона, с каким восторгом ты ехал на осле среди Ливанских гор и даже с еще большим восторгом слезал с этого животного в Кадеш? Право, будь я помоложе, то есть не имей я столько важных поручений, которые должен исполнить в интересах фараона, я бы отправился с тобой и сам, ибо много благословений принесет тебе это путешествие.