Но не было никакой нужды выручать Капта, который, спотыкаясь, шел из дома в дикой ярости; из носа у него текла кровь, и он прикрывал рукой свой единственный глаз. Завывая и вопя, он сказал:
— Посмотри, что они сделали со мной! Они подсовывали мне старых ведьм и негритянок, а когда я пожелал отведать нежную овечку, она обернулась тигрицей, подшибла мне глаз и била меня по носу туфлей!
Бурнабуриаш так обессилел от смеха, что не мог устоять на ногах и вынужден был ухватиться за мою руку, а Капта продолжал свои причитания:
— Я не смею открыть дверь этого дома, ибо эта девушка беснуется там, как дикий зверь, а я не знаю, что делать, разве только ты, Синухе, войдешь и вскроешь ей череп и таким образом выпустишь злого духа, который в ней засел. И вправду она, должно быть, одержимая, а иначе она не осмелилась бы поднять руку на царя и бить меня по носу своей туфлей, так что кровь хлынула из меня, как из заколотого быка.
Бурнабуриаш подтолкнул меня локтем и сказал:
— Иди туда, Синухе, и взгляни, что там происходит. Ты знаешь теперь это место, а мне сегодня нельзя туда входить. Потом придешь и расскажешь мне. Кажется, я знаю, что это за девушка, ибо вчера с морских островов привезли сюда одну, которая, как я рассчитываю, доставит мне большое удовольствие, хотя сначала ей надо дать питье из макового сока.
Он приставал ко мне, пока я не отправился на женскую половину, где царила суматоха. Евнухи не препятствовали мне, зная, что я врач. Старухи, которые в честь этого дня разоделись в роскошные одежды и раскрасили свои морщинистые лица, толпились вокруг меня, спрашивая в один голос:
— Что же случилось с ним, нашим возлюбленным, с цветком нашего сердца, с нашим козликом, которого мы ждем с самого утра?
Здоровенная негритянка, чьи груди свисали на живот как черные супные горшки, разделась, с тем чтобы первой заполучить Капта, и кричала:
— Дайте мне моего возлюбленного, чтобы я могла прижать его к груди! Дайте мне моего слона, чтобы он обвил меня своим хоботом!
Но встревоженные евнухи сказали:
— Не обращай внимания на этих женщин. Их дело только развлекать ложного царя, и они налакались вина, пока ждали его. Но врач нам действительно нужен, так как девушка, которую привезли вчера, — сумасшедшая. Она сильнее нас и очень жестоко нас бьет, и мы не знаем, что из этого получится, потому что у нее есть нож, а она свирепа, как дикий зверь.
Они повели меня в женский двор, где разноцветные изразцы сверкали в лучах солнца. Посреди двора был круглый бассейн, в котором стояли изваяния водяных чудищ и из их пастей струей била вода. На них вскарабкалась безумная женщина; евнухи разорвали ее одежду, пытаясь поймать ее, и она промокла, плавая в бассейне, и водяные струи били вокруг нее. Одной рукой она уцепилась за морду дельфина, из которой била вода, а в другой сжимала блестящий нож. Так что из-за хлещущей воды и воплей евнухов я не мог услышать ни слова из того, что она говорила. Несмотря на рваную одежду и мокрые волосы, она была, несомненно, красивой девушкой. Она смущала меня, и я сердито сказал евнухам:
— Ступайте отсюда и дайте мне поговорить с ней и успокоить ее; отключите воду, чтобы я мог услышать ее слова, ибо я вижу, что она кричит.
Когда шум воды прекратился, я услышал, что она не кричит, а поет. Я не мог разобрать слов песни, ибо это был незнакомый мне язык. Голова ее была запрокинута назад, глаза у нее были зеленые и сверкали, как у кошки, а ее щеки горели от возбуждения.
Я гневно крикнул ей:
— Прекрати эти вопли, дикая кошка! Брось свой нож и иди сюда, чтобы мы могли поговорить и чтобы я мог полечить тебя, ибо ты, несомненно, безумна.
Она оборвала свою песню и ответила мне на ломаном вавилонском языке, который был еще хуже, чем мой:
— Прыгай в бассейн, бабуин, и плыви сюда, ко мне, чтобы я пустила из тебя кровь, ибо меня ужасно разозлили!
— Я не причиню тебе никакого зла!
— Многие мужчины говорили мне это — и лгали. Я не могу приблизиться к мужчине, даже если бы захотела, ибо я предназначена моему богу и должна танцевать пред ним. Вот почему я ношу этот нож, и он напьется моей собственной крови, прежде чем мужчина коснется меня. И уж во всяком случае не этот одноглазый черт, который пытался пощупать меня, ибо он больше похож на раздутый мешок, чем на мужчину.
— Танцуй, сколько хочешь, безумная, но отложи в сторону нож, ибо ты можешь поранить себя, и будет очень жаль, так как евнухи сказали мне, что ради царя они заплатили за тебя немало золота на невольничьем рынке.
— Я не рабыня; меня похитили тайком, и ты заметил бы это, будь у тебя глаза. Но не можешь ли ты говорить на каком-нибудь приличном языке, который непонятен этим людям? Евнухи прячутся за колоннами, чтобы подслушать наш разговор.