— Самая высшая честь, глубочайшее блаженство, которое может выпасть посвященному, — это войти во дворец бога, — сказал Минотавр, повторяя слова, слышанные мною до этого бесчисленное множество раз. — Поэтому морские острова соперничают друг с другом, посылая красивейших девушек и цвет своего юношества танцевать перед быками и тем самым получить право тянуть жребий. Не знаю, слышал ли ты рассказы о дворцах морского бога? Тамошняя жизнь совершенно отличается от той, которую мы знаем, так что никто из вступивших туда не желает возвращаться к мирским страданиям и печалям. А что скажешь ты, Минея? Боишься ли ты войти туда?
Минея ничего не ответила, и я сказал:
— Я видел тела матросов, утонувших у берегов Смирны; их животы были раздуты и черты их лица не выражали никакой радости. Вот и все, что я знаю о дворцах морского бога, но я не сомневаюсь в твоих словах и желаю Минее всего хорошего.
Минотавр холодно сказал:
— Ты увидишь лабиринт, ибо ночь полнолуния близка, и под покровом этой ночи Минея войдет в обитель бога.
— А если она откажется? — горячо возразил я, ибо его слова возмутили меня и мое сердце сжалось от отчаяния.
— Такое никогда не случалось. Будь спокоен, Синухе-египтянин. Когда Минея станцует перед быками, она войдет в обитель бога по доброй воле.
Он снова надел свою золотую голову быка в знак того, что мы можем удалиться, и его лицо скрылось от нас. Минея взяла меня за руку и повела прочь; она не была больше счастлива.
3
Когда я вернулся, Капта был в гостинице; он сильно напился в портовой винной лавке. Он сказал мне:
— Господин, для слуг эта страна — Страна Запада; никто не бьет их и не вспоминает, сколько золота было у него в кошельке и какие у него были драгоценности. Если хозяин разгневается на слугу и прогонит его вон из дома, слуга должен лишь спрятаться и вернуться на следующий день, когда хозяин забудет про все это дело.
Это он сказал в своей обычной манере, так, словно он был пьян, но потом закрыл дверь и, убедившись, что никто не подслушивает, продолжал:
— Господин, странные дела ожидаются в этой стране. Моряки в винной лавке говорят, что критский бог умер и что жрецы в великом страхе ищут нового бога. Это опасные речи, за которые матросов уже сбрасывали с вершины утеса на съедение каракатицам, ибо было предсказано, что, когда умрет бог, падет и могущество Крита.
Безумная надежда вспыхнула в моем сердце. Я сказал Капта:
— В ночь полнолуния Минея должна войти в обитель этого бога. Если он действительно умер, — а это возможно, ибо люди в конце концов узнают обо всем, хотя никто и не говорит им, — тогда Минея, наверно, возвратится к нам из обители бога, откуда до сих пор не возвращался никто.
На следующий день я занял удобное место в огромном амфитеатре, где каменные скамьи поднимались как ступени одна над другой, так что каждый без труда мог видеть быков. Меня очень восхищало это искусное сооружение, никогда прежде не видел я ничего подобного; в Египте при шествиях и на выставках устанавливают высокие помосты, чтобы все могли видеть бога, жрецов и танцующих.
Быков выпускали на круг одного за другим, и каждый танцор поочередно выполнял положенные упражнения, сложные и изнуряющие. Они включали множество различных приемов, которые нужно было безупречно выполнить в установленном порядке. Труднее всего было прыгнуть между рогами, а затем сделать сальто в воздухе и закончить танцем на спине быка. Даже самые искусные не могли выполнить все это без некоторых погрешностей, ибо многое зависело от поведения животного, от того, как оно стояло, с поднятой или опущенной головой. Богатые и знатные критяне бились между собой об заклад при каждом номере, и каждый ставил на своего любимца. Мне была непонятна их горячность, ибо все быки казались мне одинаковыми, и я не мог отличить одно выступление от другого.
Минея тоже танцевала, и я боялся за ее жизнь, пока ее удивительная ловкость и мастерство не околдовали меня настолько, что я забыл об опасности и наслаждался вместе со всеми. Здесь и девушки, и юноши танцевали обнаженными, ибо этот спорт был так опасен, что любая одежда стесняла бы их движения и подвергала бы опасности их жизнь. Минея казалась мне прекраснее всех; когда она танцевала там, ее кожа блестела от масла, хотя я должен признать, что и среди остальных было несколько исключительно искусных девушек, которые заслужили шумные рукоплескания. Но я не мог смотреть ни на кого, кроме Минеи. В отличие от других она не упражнялась из-за своего долгого отсутствия и не завоевала ни одной гирлянды. Ее старый покровитель, который побился об заклад, что Минея одержит победу, кипел от возмущения и досады, пока не позабыл о потерянном серебре и не отправился к стойлам, чтобы снова побиться об заклад; как покровитель Минеи, он имел на это право.