Через час они были уже друзьями и пили шампанское на брудершафт.
— Удача — вот главное в жизни, — многозначительно говорил Владимир, пытливо вглядываясь в глаза Алика. — Повезет — и каждый день ты станешь зарабатывать свою тысячу рублей, а у твоего подъезда будут терпеливо дожидаться тебя две гордые машины — «ситроен» и «роллс-ройс». Самого последнего выпуска.
К потолку летели пробки из бутылок — платил, разумеется, Алик. У него радостным хмелем кружилась голова. Вспомнив о своем неудачном опыте фарцовщика, он приосанился — погодите вы… Мелкие барыги, шакалы, крохоборы. Не люди, а пауки. Из-за копейки горло друг другу перегрызут, лебезят перед иностранцами, готовы лизать руку за каждую паршивую тряпку.
С этой публикой Алик познакомился еще в школе, когда увлекся поп-музыкой и доставал, переплачивая втридорога, пластинки. Он был тогда уверен, что нет ничего проще делать деньги таким примитивным способом. После школы, когда расходы росли день ото дня и денег требовалось все больше, сам однажды попробовал. Черта с два!
Первый раз его обставил какой-то смуглый тип — то ли студент, то ли турист. Алик ему авансировал «Спидолу» и большую палехскую шкатулку, а взамен получил замызганные джинсы.
— И все? — упавшим голосом спросил он.
— Это отличная сделка, — горячо уверял его смуглый тип. — Ты прекрасно будешь в них выглядеть. Смотри, какая этикетка. Настоящий товар…
Спорить было унизительно, и Алик ушел с грязной рванью, которую не только постеснялся, но попросту побрезговал надеть на себя.
Второй раз он решил быть умнее и толкался у гостиницы, на ломаном русском языке предлагая иностранцам икону, имеющую большую художественную ценность. Очевидно, он был слишком активен — не было практики. Иностранцы поспешно отказывались.
В конце вечера покупатели сами подошли к нему — это были двое прекрасно одетых молодых мужчин в замшевых коричневых куртках. Они обратились к нему по-английски, потом по-немецки и страшно обрадовались, узнав, что у него есть старинная икона.
— О! Это очень замечательно! — говорили они. — Это есть то, что надо. О'кей! Чем хочешь платить — фунтами или долларами? — Они показали пачку инвалюты. У Алика аж дух захватило.
Сначала они свернули в переулок, а потом зашли через темную подворотню в какой-то плохо освещенный подъезд.
Алик дрожащими руками достал из портфеля семейную реликвию — дедушкину икону. Настоящую старую вещь.
Иностранцы впились в нее глазами, буквально выхватили из его рук, быстро спрятали. И вдруг — о боже! — стали на чем свет стоит материть его и бить кулаками в кожаных перчатках. Алик обмер и с перепугу не мог даже защищаться. Они сбили его с ног и некоторое время остервенело пинали ногами, угрожая убить, если он еще раз сунется сюда.
На прощание они прихватили его ондатровую шапку. Незнакомцы оказались матерыми фарцовщиками. Как он был наивен! Грустно вспомнить!..
Христарадис Володя оказался занятнейшим типом. В нем бурлила жажда наслаждений, бил через край напор жизненных сил.
«Какой человек! Настоящий джентльмен. Отлично одевается, красиво живет! — восхищался Алик. — Конечно, немножко заливает. Зато и треп у него — заслушаешься…»
Они стали встречаться — вместе обедать и ужинать. Разумеется, приглашал обычно Алик.
Однажды Алик наивно поинтересовался, по каким сценариям Володи сняты фильмы. Тот обиженно покачал своей аккуратной головкой:
— О! — Это «о» он произнес с трагическим придыханием. — Я не ждал, мой друг, что ты задашь этот вопрос. Или ты не знаешь, что лучшие пьесы те, что еще не поставлены?
Алик устыдился и больше не касался щекотливой темы. Но Володя сам поведал, как в одной киностудии был принят его сценарий, а затем куда-то исчез. На студии утверждали, будто он пропал, но сам-то Вавуля сразу догадался, что сценарий похищен.
— Надо было дать второй экземпляр, — посоветовал Алик. — Ведь у тебя должен был остаться второй экземпляр. Не такой ты, Володя, простак, я тебя знаю. — Алик с понимающей хитрецой погрозил Вавуле пальцем.
Христарадис многозначительно посмотрел на него:
— В том-то и дело, что не простак. Я доказал, что у меня был всего лишь один экземпляр, и потребовал уплатить за утерю сполна. Надо уметь пользоваться случаем, мой мальчик.
Они часами разговаривали, и Алик прямо-таки впитывал, как песок воду, откровения своего новоявленного друга. Он преданно смотрел ему в глаза и восхищался любым Володиным словом и его отличными манерами.
Особенно привлекательна была его философия, основанная на всепоглощающей любви к жизни. Правда, на практике выходило, что это не столько любовь к жизни, сколько любовь к удовольствиям. Ну да не все ли равно.