Оказалось, лейтенанта Голубева — участкового уполномоченного — привело другое: он спросил, работает ли Алик.
— Это временно, — растерялся Алик и воздел руки кверху, словно призывая всевышнего в свидетели. — Видит бог, я был нездоров. У меня функциональное расстройство нервной системы, а также синдром глубокой апатии и аллергии.
Лейтенант с улыбкой и, казалось бы, даже сочувственно выслушал его и сказал, что аллергия, конечно, дело серьезное и ее надо лечить, но если молодой, здоровый, полный сил человек не работает уже почти целый год — это непорядок. Алик горячо побожился, что не пройдет и недели, как он будет трудиться. Прошло пять недель, и его вызвали по повестке в отделение милиции и вручили официальное предостережение в том, что если он не трудоустроится в течение месяца, то против него будет возбуждено уголовное дело по обвинению по статье 209 в систематическом попрошайничестве или, что еще хуже, по обвинению в вымогательстве по статье 148.
Алик так и подскочил на стуле. Он стал возмущаться, кричать, чуть ли не рвать на себе волосы:
— У вас нет никаких доказательств!
— У нас есть доказательства, — мягко, даже с состраданием сказал лейтенант. — Вот письма, которые вы два года пишете своему отцу. Целый год вы нигде не работаете, не учитесь, ведете паразитический образ жизни. Есть показания и ваших соседей…
— Я просил у своего отца, — перепуганно сказал Алик. — Разве это называется вымогательством? Я этого не знал…
— Вы не просто просили, — усмехнулся лейтенант. — Вы шантажировали его… А это уже иная статья…
Алик растерянно замолчал и сник. Да, действительно, в одном из писем отец сообщил, что прекращает всякую материальную помощь, так как не видит этому конца и не намерен растить из него тунеядца. Если же он будет шантажировать его, он обратится в милицию. Алик, разумеется, не придал этой угрозе серьезного значения. И вот пожалуйста. Пожаловался. Какое коварство! Какое неблагородство! Пожаловался на родного сына. И куда — в милицию. Да видано ли такое? Слыхано ли такое?
Правда, в ответ на последнее письмо отца он обрушил на него гневный поток телефонных звонков, писем и телеграмм. Он цитировал в них газетные статьи, взывал к его совести и чести. Все напрасно. И вот такое вероломство. «Впрочем, это, конечно, не совсем так», — подумал младший Архипасов. Отец обещал пожаловаться, если Алик не прекратит донимать его. И вот он сдержал угрозу.
Алик не на шутку струхнул. Он растерянно-льстиво улыбался Голубеву и дал честное слово, что «это больше никогда не повторится…». Лейтенант был добр и доверчив и под честное слово с миром отпустил заблудшую душу. «И сосед накапал, — размышлял Алик по дороге домой. — И это невзирая на то, что я по пять раз на дню так почтительно здоровался с ним. Подлец!»
Случайно прочитанное объявление привело Алика в театр. Здесь его без лишних слов зачислили рабочим сцены.
В театре Алику понравилось. У него объявилось множество приятных знакомых. Они называли его «славный мальчик» и дружески похлопывали по плечу.
«Какие культурные люди, эти артисты, — радовался Алик, — говорят друг другу «ты» и устраивают такие прелестные капустники».
Какое-то время все было хорошо, пока в здоровом театральном коллективе не хватились, что Алик постоянно отсутствует именно тогда, когда надо менять реквизит и декорации. Пришлось уйти. Разумеется, по собственному желанию.
«Я допустил просчет, — сетовал Алик после беседы с кадровиком. — Зря отпирался. А покаялся, наверняка он оставил бы… Впрочем, не так уж это приятно — быть рабочим сцены. Вот если бы меня пригласили на первую роль — тогда другое дело».
По родному городу Алик ходил как завоеватель, легко и свободно, задевая встречных девушек, и ветер нежно овевал его загоревшее лицо.
Второй раз, спустя год, лейтенант был менее доверчив, зато Алик держался куда увереннее. Он постепенно входил в роль честного неудачника, и она ему нравилась.
— Я знаю одного человека. Он тоже нигде не работает, — с вызовом говорил он лейтенанту. — Но он джентльмен, если хотите знать… А я люблю работу. Меня самого тяготит безделье. Но я хочу трудиться по призванию, а не из-за денег. Поймите меня. На работу надо ходить как на праздник, а не как на каторгу. Истинный труд — это творчество, вдохновение… Помогите же мне найти, наконец, такое место.
Лейтенант с непроницаемым видом терпеливо выслушал Архипасова и сказал, что джентльмен — это совсем другая статья и что он дает Алику три дня на трудоустройство.