— Наконец-то! — с облегчением воскликнул он. — Я уж заждался и, знаете ли, грешным делом подумал: а вот и не придет. Как было бы жаль.
Он заметил, что Лена бледна и расстроена.
— Кажется, у вас неприятности? Неужели этот пошлый субъект обидел вас?
Девушка положила локти на стол, кулаками уперлась в подбородок. Остановившимся взглядом смотрела прямо перед собой.
— Не надо, — тихо попросила она. — Я любила этого «пошлого субъекта»…
— Простите, это так неожиданно. Я понимаю. Есть обстоятельства… Конечно, вы… м-м-м… Я понимаю… Это так прекрасно…
Алик для вида стушевался и стал лихорадочно придумывать, как бы побыстрее смыться. Наступило продолжительное молчание. Леночка смотрела в одну точку и не двигалась. Прошло несколько минут. Девушка повернула к нему свое чистое лицо, усмехнулась кончиками губ:
— Между прочим, он спросил, откуда я знаю вас. Какого-то архивариуса…
— Я не архивариус, — гордо дернул плечом Алик. — Я артист. Не верите? Пожалуйста, вот мое удостоверение.
— Ну что вы, не надо, — покачала головой Лена. — Я верю. Это, как и замки в квартирах, только для честных людей. А вы больше похожи на музыканта. Артистов я представляю немножечко другими.
— Какими, любопытно?
— Не сердитесь. Более уверенными в себе, и, ничего не попишешь, с более характерными лицами.
Алик не стал защищать честь своего временного мундира, а лишь соглашательски улыбнулся:
— Возможно. Не спорю.
— То-то же! — дружески-снисходительно заметила Лена.
«Всегда так, — ворчливо подумалось Алику. — Вы такие, вы сякие. А вы какие? Прав был Вавуля — все одинаковые, все бегают, все кушать хотят…»
— Ваш друг тоже инженер? — на всякий случай осторожно осведомился Алик.
— Друг? — в раздумье переспросила Лена.
Алик с удовольствием рассматривал ее лицо — неподвижные карие глаза, нервные губы, чуть курносый нос, высокий лоб. Улыбка преображала ее строгое, непреклонное и прекрасное лицо, делала доверчивым и нежным.
— Нет, — она покачала головой. — Теперь уже нет. Это мой муж, — неожиданно закончила она. — То есть бывший муж. — Она открыла сумочку, достала пачку сигарет, вынула длинными пальцами сигарету и, прикурив, глубоко затянулась. — Мы с ним прожили один год, словно один день. Знаете, бывают такие солнечные дни, которые надолго запоминаются. А вы женаты? — безо всякого перехода спросила она.
— Нет, — притворно вздохнул Алик и поспешил добавить — К сожалению, нет. — Он понял, в чем найдет сочувствие. — Я тоже был женат, но, увы, семья не сложилась. Развод… Все так ужасно. Я до сих пор не могу прийти в себя от этого потрясения.
Молодая женщина с явным интересом ждала продолжения.
— Да, — сказал Алик, обдумывая, что бы такое соврать потрогательней. — А вы давно расстались с ним?
— Уже больше года. С тех пор я не видела его. И вот случайно встретила. — Она посмотрела Алику прямо в глаза, и губы ее дрогнули, будто она чему-то удивлялась. Алик состроил сочувственную гримасу.
Лена подняла бокал с сухим вином к своему лицу, долго смотрела через него и затем, отпив несколько маленьких глотков, поставила на место.
Алик поднял свой:
— За ваше мужество, — сказал он с приличествующей одобрительной интонацией.
— Он меня любит, — снова безо всякого перехода, как бы удивляясь чему-то, сказала Лена. — Предлагает помириться. Но требует, чтобы я училась в аспирантуре. То есть сидела дома. Он болезненно ревнив. Не хочет, чтобы я ездила в командировки, в экспедиции. А я задыхаюсь без свежего ветра. Привязанная к одному месту, я изменяю своей мечте. Я не могу жить со связанными крыльями, без неба над головой. — Она смотрела в глаза Алику, и он стойко выдерживал ее внимательный, вопрошающий взгляд. Как ни был он закален во вранье, ему было нелегко выдержать ее изучающий взгляд, но, выдержав его, Алик почувствовал себя увереннее.
— Говорите, говорите, — тихо, с мягким придыханием попросил он, и голос его дрогнул в неподдельной искренности.
— Вы не думайте — он парень что надо, не феодал какой-нибудь. Ребята его уважают за одержимость, за преданность делу. Он всегда с теми, кто вбивает первые колышки. Очень добрый и честный, за товарища жизнь готов отдать. И вот нате-ка, сам убил свою любовь. Опомнился, а исправить сломанное уже невозможно. Хоть казните — не могу вернуться к нему. Вспомню наш последний ужасный разговор — все во мне холодеет. — Лена зябко поежилась, повела плечиками, искательно, словно выпрашивая сочувствие или жалость, взглянула на Алика. Тот, наклонившись к ней, виновато улыбнулся и развел руками: дескать, извините-с, ничем-с не могу-с…