Я осторожно встал с кровати, дабы не потревожить девушку, а затем подошёл к окну и раздвинул шторы. Петроград всё ещё был окутан плотным туманом, да ещё и лил мелкий, противный дождь. Возможно, он-то и выгнал из садика охрану. Отлично!
Вернувшись к кровати, я потряс девушку за плечо, а та раскрыла сонные глазки.
— Лиза, не забудь телефонировать Орловой. А мне уже пора…
— До вечера, душа моя. Встретимся на площади Трёх императоров около семи часов, — промычала она, хлопая ресничками.
— Ага. Ты мне только поведай… твой папенька не оставляет разгуливать по саду собак без присмотра охраны?
— Он так не поступает. Боится, что они потопчут цветы, кои так любила матушка, — пролепетала Романова и подставила губы для прощального поцелуя.
Поцеловав её, я быстро оделся, взобрался на подоконник, открыл оконную ставню, обулся и спустился на дорожку перед домом. Прислушался. Вроде бы тишина… хотя… из тумана справа от меня, кажется, донеслось тихое ворчание и клацанье когтей об брусчатку. Собака! Твою мать! Вот тебе млять батя Романовой и не отпускает их погулять!
Хорошо хоть лёгкий ветерок дул со стороны пса, а не наоборот, что позволило бы животине учуять мой дивный запах. Однако мои нервы всё равно зазвенели, точно струны на гитаре, а сам я стал пятиться к дорожке, ведущей через садик к забору.
В душе мигом вспыхнула жуткая досада. Вот я дурак! Безоговорочно поверил Лизе. А ведь надо было, прежде чем вылезать из окна, проверить как-нибудь — есть ли в саду собаки или нет. Видать, мой мозг не до конца проснулся, раз я совершил такую глупость. И теперь мне приходится красться по мокрой брусчатке, слизывать с губ дождевые капли и слушать доносящийся из тумана цокот когтей. Блин, кажется, он приближается! Но собака ещё не учуяла меня, иначе бы она уже бросилась в эту сторону, однако что-то её смущало и заставляло идти по моему следу.
Внезапно нечто неизвестное будто шпагой ткнуло меня в спину. Я рефлекторно отшатнулся и резко обернулся, едва не перекрутившись в области талии. Млять, ветка! Она насмешливо болталась, стряхивая с себя капли и, словно невероятно длинный палец, грозила мне: мол, не суйся сюда больше. И в довесок к её угрозам позади меня в тумане громко рявкнул пёс, а потом ещё раз.
Я тотчас со всех ног помчался по дорожке, разбрызгивая штиблетами лужи, а за мной бросился пёс, которого лаем поддержали другие собаки, азартно рванувшие в эту часть сада. Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
У меня зашевелились волосы на затылке, а спина взмокла от напряжения. Да где же этот забор?! Он внезапно вынырнул из молока тумана, и я едва не врезался в него, но всё же успел вовремя притормозить. Потом изо всех сил подпрыгнул и ухватился руками за влажные, холодные прутья. А буквально через один удар сердца лохматый серый пёс схватил меня слюнявыми зубами за левую щиколотку.
— Су-ка! — прошипел я, ощутив боль, пронзившую ногу.
А этот гадский шерстяной урод потянул мою ногу на себя. Я ещё сильнее вцепился в забор и другой ногой ударил по морде пса. Угодил в нос, и собака взвизгнула от боли, разжав челюсти. К сожалению, штиблета слетала с моей ноги, но, к счастью, моя конечность получила свободу, что позволило мне перемахнуть забор и побежать по улице, прихрамывая на босую левую ногу, терзаемую иглами боли. Вслед мне нёсся заливистый собачий лай, а в соседних особняках начали загораться окна. Повезло, что мою удирающую фигуру скрывал туман, а то бы и погоню могли устроить. А так — я хромым сайгаком проскакал пару кварталов и дальше двинулся вихляющей походкой.
Улицы ещё были пусты, а бледно-розовая физиономия солнца только-только показалась из-за черепичных крыш. Светило совсем не грело, а я уже вконец озяб, кутался в промокший от дождя, отяжелевший сюртук и шлёпал по булыжникам босой ногой, постепенно сбрасывающей оковы боли. Эх, сейчас бы в жарко натопленную баньку! Или хотя бы в ванну с горячей водой, над которой курится пар!
И когда я уже был согласен на тазик с тёплой водой, в тумане появились две фары, приближающиеся ко мне под рокот мотора. Таксомотор! Видать, кто-то наверху услышал мои молитвы. Правда, водитель взял меня на борт только когда увидел деньги, поскольку его изрядно смутил мой побитый вид. Однако вскоре я уже с независимым видом вошёл в парадную доходного дома, где меня с ног до головы удивлённым взглядом окинул тот самый крепкий портье с выправкой военного.
— Ночь была тяжёлой, — хмуро сообщил я, глянув на свою босую ногу. — Где тут поблизости есть лавка с готовой обувью?
— Наши гости частенько покупают обувку у мастера Иванова, — прогрохотал мужик и добавил: — Его обувная на том конце площади, аккурат возле церкви.