Машины мягко заурчали мощными двигателями и быстро покатили прочь от воды, над которой не летали птицы, и от берега, на котором не рисковали появляться животные. Чтобы застывавшее в своей первозданности озеро вновь осталось одно.
Всегда ненавидел последний урок, особенно когда его вел Яков Ефимович Старохватов, учитель истории, отличающийся невероятным занудством и дотошностью. А еще вредностью характера, и общей нелюбовью к ученикам, которых всех до одного считал нерадивыми разгильдяями, годными лишь для уборки улиц и вывоза мусора.
— Итак, перед тем, как приступить к теме нового урока, проверим домашнее задание, — рассеяно буркнул старенький, но еще крепенький учитель, быстро поведя рукой по журналу, проверяя присутствующих.
В отличие от коллег, он никогда не проводил перекличку, быстро, но цепко охватывая взглядом весь класс, мгновенно отмечая отсутствующих. Никто толком не знал откуда у него было умение запоминать фамилии, соотнося их с лицами, но стоило отдать должное, за годы работы в школе-интернате Яков Ефимович ни разу не ошибся.
— Где Мальцева? — единственная отсутствующая была быстро вычислена, соответствующая метка тут же была проставлена в журнале.
— Болеет, лежит с температурой, — бодро ответила староста, поднимаясь со стула.
По лицам сидящих в классе скользнули кривые ухмылки. Мальцева, известная своей ленью, часто сказывалась больной, отлеживаясь в комнате. Благодаря нехитрой взятке в виде плитки швейцарского шоколада, присылаемого богатыми, но чересчур занятыми родителями, она легко могла подкупить медсестру из медблока, и та с готовностью подтверждала диагноз, освобождающий от занятий.
Сладкоежка медсестра для многих играла роль доброй феи, когда учеба вставала поперек горла. Все об этом знали, и пользовались. Кто-то даже говорил, что руководство школы в курсе, но намеренно не реагирует, оставляя лазейку ученикам. Наверху понимали, если сильно закручивать гайки, то однажды резьба не выдержит и тогда начнутся проблемы.
— Болеет говоришь, — протянул Яков Ефимович с нехорошей улыбкой.
Сразу стало жаль Мальцеву. Старохватов, за мелочность и деспотизм, прозванный в интернате Мелковхатом, обожал наказывать провинившихся, придумывая для наказания самые изуверские способы. Например, писать контрольные, проверяя материал не за прошедшую четверть, а за целое полугодие. Причем наказываемые до последнего момента не знали, что им предстоит контрольная, и специально отсаживались учителем на последнюю парту с одним листком бумаги и карандашом.
— Ну что-ж, раз говоришь заболела, то заболела, — Яков Ефимович махнул рукой, позволяя старосте сесть. — Мальцевой обязательно передай, что я с нетерпением жду ее на следующем уроке.
Ну все, попала идиотка, не могла выбрать другой день для «болезни». История была два раза в неделю, и в отличие от других учителей, часто спокойно смотрящих на отсутствие на уроке, Мелкохват обязательно потом припоминал прогул. И неважно, будь даже причина для отсутствия серьезная, когда вернешься будь готов к внезапным тестам и контрольным.
— Сволочь, — тихо пробормотал сидящий впереди парнишка со смешными вихрами ярко рыжего цвета.
Его звали Вадик Чеботарев и все знали о его тайной влюбленности в Мальцеву. К разочарованию рыжего, стильная красотка предпочитала другого склада парней, игнорируя зажатого зубрилу.
Говорили, отец Вадика владел сетью автосалонов, и что, когда жена умерла, с удовольствием избавился от нелюбимого сына, отправив того в интернат. За что Вадик искренне ненавидел отца, и каждый год, на сэкономленные на личное содержание деньги, ездил на могилу матери, проезжая триста километров, всегда беря с собой букет фиалок.
А еще Вадик был противоестественно честным, никогда не врал, был сдержан в общении и почти никогда не ругался. Обозвать старика Мелкохвата сволочью было, пожалуй, максимум на что он был способен.
Именно за это он мне нравился, а еще за невероятное упорство в учебе и отсутствию привычки лезть в чужие дела. Как и я, он в какой-то мере был одиночкой, старался держаться подальше от компаний и никогда не напрашивался на дружбу. Это в нем импонировало.
— Итак, на прошлом уроке мы проходили причины, повлиявшие на сохранение удельных княжеств в составе Союза, и роли отдельной личности, пытавшейся повлиять на сложившееся положение вещей. Попытка внести общую идеологию через установление единой религии князем Владимиром, закончилось для него трагически. Что, однако, позволило остальным князьям заявить о правах на вольности и в дальнейшем продолжать вести независимую политику в рамках заключенного ранее договора о Союзе. Подробности этого события сейчас нам расскажет… — Яков Ефимович начал нарочито медленно вести ручкой по списку в журнале.