Но, несмотря на все это, они были разгромлены жалкой стайкой Ночных Стражей, которые не имели никакого представления о дисциплине. Вот тогда-то Жуткоклюв впервые задумался над тем, почему свободный союз сов обладает лучшей армией, чем грозный союз Чистых. Ему было совершенно очевидно, что битву в Клювах выиграли мозги, а не дисциплина.
С тех пор, как на свет появился Нирок, крамольные мысли все чаще и чаще тревожили Жуткоклюва. Он привязался к юному наследнику. И содрогался при мысли о том, чего ждет от него Нира. Ему было тошно смотреть, как она воспитывает своего сына.
Жуткоклюв часто думал о том, как было бы хорошо, если бы этот славный малыш родился в обычной совиной семье… или даже на Великом Древе Га'Хуула. Но еще больше терзали Жуткоклюва мысли о его собственном будущем. Внешне у него все шло прекрасно, Нира обещала произвести его в полковники, но с каждым днем Жуткоклюва все сильнее тошнило от самой Ниры и от ее дел.
Но куда ему было деваться? Кому нужна старая сова, прославившаяся многочисленными битвами на стороне Чистых, ненавидимых во всем совином мире? Жуткоклюва терзала не горечь поражения, а тяжесть дальнейшего пребывания в Титоническом Союзе.
Он все чаще и чаще думал о Нироке и боялся за него. Когда в ночь лунного затмения малыш появился на свет, Жуткоклюв испытал странное чувство, которое точнее всего можно было бы назвать печальной радостью. Он знал, что совы, рожденные в ночь затмения, наделяются невиданными силами. Значит, этот птенец тоже наделен могуществом, вот только что оно ему даст?
Док сказал, что поймать беглецов будет просто. Может быть, гибель в Крушильнях будет лучшим концом для Нирока? Ведь если он выживет, его ожидает встреча с матерью… и ужасная Особая церемония, после которой Нирок никогда не сможет стать прежним.
«Но сам-то я прошел через эту церемонию! — невесело подумал Жуткоклюв. — Прошел, хладнокровно убив своего любимого двоюродного брата. Тогда я обожествлял старого Верховного Тито, я готов был умереть за него и сделать все, что он прикажет! Откуда мне было знать, что пролитая кровь навсегда останется в моем желудке?»
Тогда он думал, что поступает правильно. Испытание казалось мелочью по сравнению с правом вступить в элитные войска Тито Альба, которые со временем должны были править всем миром.
Он был молодым, сильным и храбрым, чистым Тито Альба от клюва до кончиков когтей, не то, что эти презренные масковые или пепельные сипухи… Но теперь Жуткоклюв не был уверен в том, что поступил правильно. Теперь у него появились вопросы.
— Жуткоклюв! — вывел его из задумчивости резкий голос Ниры. — Ты понял, что сказал Док Яроклюв?
Он едва не ответил: «Нет, мать-генеральша!» Но Жуткоклюв был уже немолод. Он был зрелой совой, и ему некуда было лететь. Ни одно совиное общество не примет его, он сам сделал себя отверженным. Поэтому он ответил:
— Да, мать-генеральша. Я все понял.
— Мы полетим на другую сторону Крушилен, чтобы посмотреть, что сталось… — Нира на секунду запнулась, но тут же нашлась: — Что сталось с наследником.
«Что сталось! — с непонятной злобой подумал Жуткоклюв. — Она хочет убедиться, что ее сын мертв! Но что, если он выживет?»
Жуткоклюв не хотел произносить этого вслух, но вопрос сам собой сорвался с его клюва:
— Что если Нирок жив, ваше Чистейшество?
Нира ни на секунду не замешкалась с ответом.
— Он мятежник, и будет наказан, как мятежник. Будь он взрослой совой, приговором ему стала бы смерть. Но он молод, и поэтому я дам ему еще один шанс.
«Вот этого-то я и боюсь», — мрачно подумал Жуткоклюв.
Нирок нырнул в вихрящуюся воронку. Сначала он еще пытался не упускать из виду Филиппа, но потом его подхватило, перевернуло вниз головой, подбросило, завертело, и ему показалось, будто обе половины его желудка ударились друг о друга.
Нирок уже не понимал, где верх, а где низ, где право и где лево. Жадные ветра рвали его друг у друга, словно он был куском дичи. Несколько раз он видел собственные перья, уносившиеся в вихре. Неужели он потеряет все свое оперение? Но имеет ли это какое-нибудь значение? Имеет ли какое-нибудь значение, выживет он или погибнет?
Внезапно Нирок понял, что ему уже все равно. Он устал, смертельно устал. Устал не только от погони, но и от жизни со своей странной и страшной матерью. Если жизнь среди Чистых была его единственным спасением, то может, ему лучше умереть в этих свирепых ветрах?
Это была последняя мысль Нирока. В следующий миг крылья его бессильно упали, и наследник почувствовал, как какая-то страшная сила вышибла из его легких воздух. Рев Крушилен стал слабеть и отдаляться. Вскоре Нирок уже ничего не слышал.