Гэй тяжело вздохнулъ, украдкой отеръ слезу, скатившуюся ему на лицо, и спросилъ: больше ничего не написано?
— Далѣе читать я не имѣю права; притомъ вамъ нечего и знать всѣхъ подробностей, которыя невѣстка мнѣ передавала о ней. Вотъ тутъ развѣ, - продолжала мистриссъ Эдмонстонъ, пробѣгая другое письмо невѣстки:- говоря о вашемъ отцѣ, пишетъ еще, что онъ былъ чрезвычайно красивъ собой, человѣкъ энергическій, съ прекрасными побужденіями… Она снова остановилась, потому что, вслѣдъ за похвалой, въ письмѣ говорилось: «но, къ несчастію, его благородная натура испорчена дурнымъ воспитаніемъ!»
— Послѣ этого визита, жена моего брата уже никогда болѣе не видалась съ вашими. Мистеръ Диксонъ, вашъ дядя имѣлъ громадное вліяніе на вашего отца, и такъ его перессорилъ съ родными, что братъ мой считалъ себя впослѣдствіи въ полномъ правѣ прекратить всѣ сношенія съ вашими родителями.
— Да, знаю, дядя отправился въ Америку, — сказалъ Гэй:- и я объ немъ ничего больше не слыхалъ. Онъ пріѣхалъ на похороны моего отца и во все время церемоніи стоялъ, нарочно скрестивъ на груди руки, чтобы не подавать ихъ дѣдушкѣ. Перечитайте мнѣ, пожалуйста, второе письмо, — продолжалъ онъ и, закрывъ лицо руками, слушалъ внимательно чтеніе тетки, стараясь воспроизвести въ своемъ воображеніи образъ матери.
Трудно былъ мистриссъ Эдмонстонъ перечитывать ему письма своего брата безъ того, чтобы не дѣлать большихъ пропусковъ: почти на каждой страницѣ были описанія возмутительныхъ семейныхъ сценъ между старикомъ сэръ Гэемъ и его сыномъ. Гэй все время молчалъ. Онъ дѣйствительно въ дѣтствѣ ничего не слыхалъ о трагической смерти своего отца, потому что дѣдъ старательно отдалялъ его отъ всякаго сношенія съ посторонними людьми, которые могли бы ему откровенно разсказать семейную исторію; но передъ смертію, онъ самъ передалъ ее Гэю. Вотъ отчего въ дѣтствѣ мальчику казалось страннымъ, что дѣдъ все молчитъ, а между тѣмъ сильно его балуетъ. Онъ росъ беззаботнымъ, веселымъ ребенкомъ; жилъ цѣлый день на воздухѣ, то ѣздилъ верхомъ, то бѣгалъ съ собакою по полямъ и лѣсамъ; одиночество развило въ немъ мечтательность; на него нерѣдко нападали припадки задумчивости, вовсе не свойственные дѣтскому возрасту. Дѣда онъ любилъ безъ памяти, считая его за человѣка совершеннаго во всѣхъ отношеніяхъ, и никогда не хотѣлъ вѣрить, будто предокъ ихъ — сэръ Гуго Морвиль, своими преступленіями навлекъ проклятіе и горе на весь ихъ родъ: по мнѣнію мальчика, дѣдушка былъ добрѣйшимъ и счастливѣйшимъ существомъ въ мірѣ. Когда Гэй вступилъ въ отроческій возрастъ, гдѣ было необходимо постороннее вліяніе, дѣдъ счелъ за нужное разсказать ему исторію своей жизни. Съ сокрушеннымъ сердцемъ и съ искреннимъ раскаяніемъ, старикъ передавалъ ему мрачныя картины своего прошлаго, описывая, какъ лѣнь, вспыльчивость, непокорный нравъ и животныя страсти довели его до порока, а затѣмъ до преступленія.
У него въ жизни было три дуэли, и одна только изъ нихъ кончилась не убійствомъ. Въ первый разъ убивъ своего сопбрника, сэръ Гэй дотого мучился угрызеніями совѣсти, что чуть было совсѣмъ не измѣнилъ образа жизни; но безумно вспыливъ во второй разъ, онъ уже шелъ стрѣлятье спокойно, а въ третій разъ едва ли не хладнокровно убилъ капитана Уэльвуда, оставившаго жену и дѣтей безъ куска хлѣба. Только въ ту минуту, когда его единственнаго, роднаго сына принесли мертваго къ нему въ домъ и объявили, что его пьянство и вспыльчивость были причиною смерти несчастнаго, только въ эту минуту сэръ Гэй Морвиль переродился; онъ постарѣлъ и осунулся въ продолженіи нѣсколькихъ часовъ. Раскаяніе было страшное!
Не ранѣе какъ чрезъ три года старикъ сталъ жить надеждою, что судьба пощадитъ его внука, и впослѣдствіи привязался къ ребенку всѣмъ сердцемъ. Мальчикъ росъ, и въ немъ стали обнаруживаться признаки наслѣдственнаго характера. Чтобы спасти послѣднюю отрасль своего погибшаго рода отъ тѣхъ ошибокъ, которыя довели его самого до преступленій, дѣдъ передалъ внуку со всѣми подробностями свое кровавое прошлое. Впечатлѣніе, произведенное: на Гэя этимъ разсказомъ, было поразительно: чистую, безпорочную душу ребенка охватилъ ужасъ. Мальчикъ во все время разсказа сидѣлъ, опустя голову и закрывъ лицо руками; онъ безпрестанно вздрагивалъ, вскакивалъ со стула, боязливо осматривался кругомъ и начиналъ безсознательно бѣгать по комнатѣ. Когда дѣдъ кончилъ свою повѣсть, Гэй, рыдая, кинулся передъ нимъ на колѣни и сталъ ласкаться къ нему, какъ бывало дѣлалъ это въ дѣтствѣ. Пора было спать, они простились, и мальчикъ, запершись въ своей комнатѣ, проплакалъ до утра.
— Какъ! дѣдушка убійца! Онъ преступникъ! Вѣрно, и на мнѣ тяготѣетъ проклятіе сэръ Гуго! восклицалъ ребенокъ въ отчаяніи:- можетъ быть, и мнѣ предстоитъ та-же страшная будущность, что и отцу, потому что у меня фамильный безумный характеръ, я и лицомъ похожъ на сэръ Гуго; у меня тѣже глаза, эти историческіе глаза, о которыхъ говоритъ преданіе!
Не успѣлъ бѣдный Гэй придти въ себя отъ впечатлѣнія, произведеннаго на него исповѣдью дѣда, какъ съ сэръ Морвилемъ сдѣлался ударъ, отъ котораго тотъ умеръ. Смерть единственнаго близкаго ему человѣка, сознаніе, что онъ теперь одинокъ на бѣломъ свѣтѣ, все это вмѣстѣ увеличило горе Гэя и потрясло его организмъ.
Прошло не мало времени, пока нѣжное вниманіе обитателей Гольуэля и молодость возстановили упадшій духъ Гэя. Но полное спокойствіе къ нему не возвратилось. Ему все казалось, что онъ не достоинъ пользоваться радостями жизни на ряду съ прочими людьми; что на немъ лежитъ клеймо отверженія его предковъ. Было очень опасно подстрекать его на борьбу съ искушеніями. Его родовая страстность и способность безумно увлекаться, увеличивали для него каждый соблазнъ. Мистриссъ Эдмонстонъ первая заговорила съ нимъ о возможности бороться съ искушеніями: она убѣдила его вѣрить, что онъ, такъ же какъ и другіе люди, можетъ имѣть силу воли и можетъ преодолѣвать свои страсти. Мать и меньшая дочь, Эмми, всѣми силами старались поддержать его нравственную энергію; онѣ пріучали его смотрѣть безъ страха на всякую борьбу и не сомнѣваться въ возможности выйдти изъ нея побѣдителемъ. Вотъ какъ шла внутренняя жизнь Гэя. Что же касается его внѣшней жизни, то онъ постоянно былъ веселъ, откровененъ, оживленъ, такъ что со стороны казалось, будто разногласія въ его природѣ не существуетъ.
ГЛАВА VI
Все, что мы сказали о характерѣ Гэя, было давно уже подмѣчено мистриссъ Эдмонстонъ, которая сильно интересовалась юношей. Она отъ всего сердца желала, чтобы онъ пріобрѣлъ себѣ такого же вѣрнаго друга въ Филиппѣ, какимъ былъ ея братъ для отца Гэя. Исторія съ покупкой лошади очень ей не понравилась; отдавая полную справедливость Гэю за порывъ его самоотверженія, она находила однако, что и Филиппъ правъ. Не говоря уже о потерѣ времени на поѣздки взадъ и впередъ для переговоровъ о лошади, Филиппъ былъ, кромѣ того, поставленъ въ неловкое положеніе передъ продавцемъ «Гекубы», который считалъ дѣло это уже поконченнымъ и вдругъ получилъ отказъ. Мистриссъ Эдмонстонъ нашла, что и она, на мѣстѣ Филиппа, приняла бы сильно къ сердцу такую быструю перемѣну въ планахъ Гэя.
Мужъ ея не умѣлъ долго сердиться. Переговоривъ съ женою, онъ убѣдился, что Гэй ничего обиднаго для нихъ не сдѣлалъ, сейчасъ успокоился и при первомъ свиданіи съ своимъ питомцемъ, поздравил его съ намѣреніемъ сдѣлаться ученымъ-книжникомъ. Тотъ, конечно, расхохотался, принимая все это за шутку. Филиппъ, съ своей стороны, держалъ себя послѣ этой непріятности еще далѣе отъ Гэя и не намекнулъ ему ни разу о происшедшемъ, Лора замѣтила однажды, что не мѣшало бы ему объясниться съ Гэемъ; но Филиппъ возразилъ ей cъ такимъ достоинствомъ, что тутъ никакихъ объясненій быть не можетъ, что молодой дѣвушкѣ стало совѣстно, зачѣмъ она позволила себѣ дать ему неумѣстный совѣтъ. Гэю, между тѣмъ, и въ голову не приходило, чтобы онъ могъ быть причиною такого переполоха. Филиппа онъ поблагодарилъ самымъ наивнымъ, добродушнѣйшимъ образомъ; отъ охоты отказался положительно и употреблялъ всевозможній усилія, что-бы успокоить своего оскорбленнаго грума, говоря, что рано или поздно, а Гекуба будетъ принадлежать имъ.