— Странно предполагать, — говорилъ смѣясь его наставникъ:- чтобы вы успѣвали сдѣлать что-нибудь дѣльное, когда у васъ цѣлое лѣто проходитъ въ балахъ, да развлеченіяхъ. Такъ не готовятся къ Оксфорду.
Утромъ, въ четвергъ, погода была великолѣпная; ночью гроза освѣжила воздухъ и на небѣ не было ни одного облачка. Въ большую карету усѣлись: мистеръ и мистриссъ Эдмонстонъ, лэди Эвелина, Лора съ Эмми и Шарлоттою. Гэй осторожно усадилъ Чарльза въ низенькій фаэтонъ, уложивъ напередъ все необходимое для больнаго. Онъ съ торжествомъ хлопнулъ бичемъ и, сіяя весь отъ радости и счастія, покатилъ по дорогѣ въ Броадстонъ. Все шло отлично. Чарльзъ радовался, какъ дитя. Дорога пестрая, шумная толпа людей — все казалось новостью для бѣднаго больнаго, вѣчно замкнутаго въ четырехъ стѣнахъ. Въ фаэтонѣ раздавались безпрестанно шутки и смѣхъ. Мать то и дѣло выглядывала изъ кареты и каждый разъ встрѣчала оживленное лицо своего баловня-сына, который сидѣлъ прямо, и, повидимому, вовсе не ощущалъ утомленія отъ дороги. Какъ счастливъ былъ Чарльзъ въ это утро! Онъ съ улыбкой раскланивался съ знакомыми, острилъ и смѣялся съ докторомъ Мэйрнъ; трунилъ надъ Филиппомъ, перекидывался взглядами съ матерью и сестрами, хохоталъ надъ гримасами, которыя выдѣлывалъ Гэй, слушая своего врага-трубача. Онъ совершенно ожилъ, началъ ходить по залѣ (чего давно не дѣлалъ), взбирался по лѣстницѣ, самъ того не замѣчая; просидѣлъ за столомъ впродолженіе всего завтрака; разговаривалъ со всѣми и тогда только почувствовалъ слѣдствіе неумѣреннаго напряженія силъ, когда они собрались домой обѣдать и готовиться къ балу. Гэй уложилъ, а не посадилъ его въ экипажъ, бережно привезъ домой, на рукахъ внесъ его по лѣстницѣ и положилъ на диванъ въ любимой комнатѣ — уборной Гольуэля. Чарльзъ не могъ пошевелиться отъ усталости. Мать заранѣе была увѣрена, что поѣздка добромъ не кончится; но, видя, что больной, вообще, чувствуетъ себя хорошо, она нашла нужнымъ дать ему время успокоиться, оставила его одного, а сама съ дѣтьми и съ лэди Эвелиной сѣла за столъ. Мужъ ея, по просьбѣ полковыхъ офицеровъ, остался обѣдать въ Броадстонѣ. Послѣ обѣда, дамы пошли мѣнять туалетъ къ вечеру. Эмми опоздала немного; карета стояла уже у крыльца, когда она вошла въ гостиную. Лора и Эвелина связывали себѣ букеты, а Гэй, усѣвшись за рояль, наигрывалъ не кузнеца-музыканта по обыкновенію, а какую-то арію. — Готова ли мама? спросила Лора.
— Почти, — отвѣчала Эмми: — но мнѣ жаль, что она ѣдетъ. Ей очень тяжело оставлять Чарльза.
— Надѣюсь, что она не ради меня собирается на балъ? замѣтила Эвелина.
— О нѣтъ! возразила Лора. — Она должна ѣхать. Папа будетъ очень безпокоиться, если она останется дома. При томъ же Чэрльзъ хорошо себя чувствуетъ.
— Да она не боится за него, — сказала Эмми. — Но вѣдь вы знаете, какъ она мнительна на счетъ брата. У него такое волненіе въ крови, что онъ заснуть не можетъ.
— Намъ нужно какъ можно раньше вернуться домой, Эва, — замѣтила Лора, вспомнивъ, какъ она задержала всю семью на послѣднемъ балѣ, своей кадрилью съ Гэемъ.
— Нельзя ли мнѣ помочь чѣмъ-нибудь Чарльзу? спросилъ Гэй, переставъ играть. — Я не собираюсь на балъ.
— На балъ не собираетесь? воскликнули въ недоумѣніи всѣ три молодыя дѣвушки.
— Онъ шутитъ! возразила Эвелина. — Однако, нѣтъ! продолжала она, подходя къ нему ближе. — Онъ еще не одѣтъ! Ну, это ни на что не похоже! Вѣдь мы, по вашей милости, опоздаемъ! Смотрите, я натравлю на васъ Морица!
— Право, я не шучу! улыбаясь отвѣчалъ Гэй.
— Вы должны ѣхать. Это будетъ неприлично съ вашей стороны! серьезно сказала Лора.
— Что, вы устали? больны? нриставала Эмми.
— Благодарю, я совсѣмъ здоровъ, а ѣхать все-таки не поѣду.
Лора вдругъ вспомнила, что ей вовсе не слѣдовало бы настаивать, чтобы онъ ѣхалъ, и она предоставила сестрѣ убѣждать упрямца.
— И мана и Чарльзъ будутъ очень недовольны, если вы ради брата останетесь дома, сказала Эмми.
— Я вовсе не ради его остаюсь, Эмми, увѣряю васъ. Я совсѣмъ не собирался на балъ! Я пришелъ къ убѣжденію, что мнѣ ѣхать не слѣдуетъ.
— А - а! вы вѣрно считаете балы — вредными вообще?
— Совсѣмъ нѣтъ, но они не годятся для такой пустой головы, какъ моя. Я по милости ихъ совсѣмъ одурѣлъ эту недѣлю и учиться попрежнему не могу.
— Если вы считаете своимъ долгомъ отказаться отъ удовольствія, дѣлать нечего, — грустно проговорила Эмми. — Но мнѣ очень жаль!…
— Благодарю васъ за сожалѣніе! замѣтилъ Гэй, — думая, что Эмми чувствуетъ къ нему простое состраданіе (а между тѣмъ молодая дѣвушка горевала лично о себѣ). — Мнѣ это принесетъ большую пользу. Я завтра преспокойно займусь греческимъ языкомъ, и вы мнѣ разскажете о балѣ.
— А какъ вамъ хотѣлось потанцовать! сказала Эмми. — Однако, что же я васъ соблазняю, вы вѣрно ужъ рѣшились остаться.
— Нѣтъ, онъ вѣрно хочетъ, чтобы мы его упрашивали, Эмми, — съ негодованіемъ возразила Эвелина. — Ахъ, какой несносный! Слушайте, сэръ Гэй, если мы, по милости вашей, опоздаемъ, не дерзайте и подходить ангажировать меня.
— Я все это время буду танцовать кадриль съ Андромахой, смѣясь сказалъ Гэй.
— Да полноте, не говорите вздору! Ступайте сейчасъ одѣваться. Какъ это у васъ достаетъ духу стоять здѣсь, когда карета у крыльца.
— Я буду имѣть честь посадить всѣхъ васъ въ карету, когда вы будете готовы, почтительно разкланявшись, произнесъ Гэй,
— Лора, Эмми, слышите! неужели онъ правду говоритъ! въ отчаяніи восклицала лэди Эвелина.
— Кажется, онъ не шутитъ! замѣтила грустя Эмми. Эвелина упала на диванъ, дѣлая видъ, что ей дурно.
— О! о! стонала она:- уведите его. Я не могу видѣть! Я умираю! Всѣ мои хлопоты пропади даромъ.
— Очень жаль! смѣясь возразилъ Гэй.
— Что-жъ сказать Морицу? спросила она, вскакивая съ дивана.
— Передайте ему, что его первый трубачъ такъ меня разстроилъ, что могли бы быть грустныя послѣдствія, если бы я пріѣхалъ сегодня на балъ.
— Дѣти, я васъ, кажется, очень задержала, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ, входя въ комнату. — Но видно вамъ не было скучно, я не слыхала: «Кузнеца-музыканта».
— Папа вѣрно тревожится, что мы не ѣдемъ.
— Мама! Гэй не хочетъ ѣхать съ нами! вскриіала Эмми.
— Гэй?… Что это значитъ?
— Ничего, увѣряю васъ. Просто не хочется.
— Нѣтъ, это невозможно. Вы должны непремѣнно ѣхать.
— Неужели? Пожалуйста, не заставляйте меня ѣхать, мистриссъ Эдмонстонъ, — умолялъ ее Гэй.
— Эмми, который часъ? половина одиннадцатаго! Боже мой! мы папа рѣшительно напугаемъ! сколько вамъ нужно времени, чтобы одѣться, Гэй?
— Не менѣе часу, съ улыбкой сказалъ онъ.
— Пустяки! Жаль, что поздно. Я настояла бы, чтобы вы ѣхали. Теперь ужъ дѣлать нечего, нельзя же моего мужа заставлять дожидаться такъ долго. Лора! Лора! Ну, что мнѣ дѣлать?
— Позвольте мнѣ пойдти къ Чарльзу. Я почитаю ему вслухъ и, можетъ быть, онъ заснетъ, — сказалъ Гэй.
— Спасибо вамъ, только не разговаривайте съ нимъ, онъ опять придетъ въ волненіе. Почитайте ему, если хотите. Но каково мнѣ-то будетъ разсказывать тѣмъ, кто о васъ спроситъ, что я оставила васъ сидѣлкой у больнаго сына!
— Я совсѣмъ не ради его остаюсь, — возразилъ Гэй. — Я вижу, что я очень глупъ, вотъ почему и не ѣду.
— Отлично, сэръ Гэй, очень рада, что вы, наконецъ, сказали правду, — воскликнула Эвелина, спускаясь съ ступени крыльца, чтобы сѣсть въ экипажъ.
— А что-жъ? я самъ это хорошо знаю, — продолжалъ онъ, усаживая ее въ карету. — Прощайте, лэди Эвелина! приберегите для меня кадриль, когда я буду умнѣе.
Гэй усадилъ всѣхъ дамъ въ карету, хлопнуя дверцою и исчезъ. Мистриссъ Эдмонстонъ не выдержала. Опрокинувшись на спинку кареты, она въ отчаяніи вскричала:
— Нѣтъ! это ужъ слишкомъ.
— Какъ будетъ всѣмъ досадно! замѣтила Лора.
— А намъ-то какъ неловко! прибавила Эмми.
— Я отрекаюсь отъ него, — объявила Эвелина. — Онъ обманулъ всѣ мои ожиданія!
— Если бы не папа, я была бы въ состояніи вернуться и заставить его ѣхать, — восклицала бѣдная мистриссъ Эдмонстонъ. — Вѣдь изъ этого цѣлая исторія выйдетъ. Зачѣмъ я согласилась!
— Впрочемъ, ему не надо вбивать въ голову, что имъ въ обществѣ такъ дорожатъ, — сказала Лора, — Желала бы я знать, что за причина такой фантазіи. Я не повѣрю, будто свѣтскія развлеченія мѣшаютъ ему заниматься.