— Хорошо, хорошо, никому ни слова не скажу. Разсказывай скорѣе.
— Гэй, по милости меньшаго Гарвуда, попалъ, говорятъ, въ очень дурное общество. Нечего сомнѣваться, что онъ проигрался, и для этого проситъ у васъ денегъ.
Филиппъ никакъ не ожидалъ дѣйствія, которое его слова произвели на дядю. Мистеръ Эдмонстонъ вскочилъ съ мѣста.
— Какъ? Гэй проигрался! закричалъ онъ. — Никогда не повѣрю! Это подлая сплетня! Не вѣрю ей, и никому не позволю клеветать на него!
Онъ задыхался отъ негодованія, и началъ шагать по комнатѣ. Взрывъ продолжался недолго; Филиппъ ждалъ его окончанія съ невозмутимымъ хладнокровіемъ. Мало-по-малу, дядя утихъ, сѣлъ опять подлѣ него и гораздо уже спокойнѣе заговорилъ.
— Это положительно невозможно! Ты вспомни телько то, что онъ связанъ клятвою, никогда не дотрогиваться до бильярднаго кія.
— Да, нарушить клятву было бы невозможно для человѣка съ твердыми нравственными правилами, — замѣтилъ Филиппъ.
— Твердыя нравственныя правила! Да у кого ихъ больше, какъ не у Гэя? закричалъ мистеръ Эдмонстонъ. — Ты самъ это двадцать разъ находилъ, да и тетка и Чарльзъ, всѣ они были твоего мнѣнія. Я скорѣе себя бы заподозрилъ, чѣмъ его!
Онъ снова началъ горячиться, но хладнокровіе Филиппа осаждало его порывы.
— Говори, чѣмъ ты докажешь, что слухи о немъ справедливы? сказалъ онъ минуту спустя. — Помни — мнѣ нужны факты, а не предположенія. Я такъ въ немъ увѣренъ, что своимъ глазамъ бы не вдругъ повѣрилъ!
— Очень жаль, если вы такъ неумѣстно довѣрчивы, дядя, — заговорилъ, наконецъ, Филиппъ. — Я бы самъ отъ души желалъ, чтобы слухи оказались ложными, но, къ несчастію, письмо Гэя совершенно совпадаетъ съ содержаніемъ писемъ сестры;
— Прочитай же мнѣ еа письмо вслухъ! слабымъ голосомъ произнесъ мистеръ Эдмонстонъ, совершенно упавъ духомъ.
Филиппъ вынулъ оба конверта изъ кармана и, не желая подвергать сестру осужденію за ея сплетни и наушничество, онъ передалъ нѣкоторыя фразы своими словами, такъ что томъ ихъ и значеніе сгладились. Этого было достаточно для мистера Эдмонстона. Точность въ подробностяхъ ошеломила его, онъ долго сидѣлъ молча, наконецъ, глубоко вздохнувъ, сказалъ:
— Ну, кто бы это подумалъ? Бѣдная наша Эмми!
— Эмми! повторилъ Филиппъ.
— Ну, да. Я тутъ ни при чемъ; они сами между собой все поладили, — говорилъ дядя, совсѣмъ сконфуженный отъ пристальнаго взгляда племянника и внутренно сознавая, что онъ сдѣлалъ страшную неосторожность.
— Меня все это время дома не было; пріѣзжаю, а у нихъ все ужъ кончено; нельзя же мнѣ было отказать Гэю.
— Такъ, значитъ, Эмми и Гэй помолвлены? спросилъ Филиппъ.
— То есть, какъ помолвлены? не совсѣмъ, они только сговорены; мы отложили дѣло надолго, хотимъ подвергнуть его испытанію. Бѣдная малютка, она очень въ него влюблена, но теперь кончено, свадьбѣ не бывать!
— Какое счастіе, что мы открыли всѣ его продѣлки заранѣе, — сказалъ Филиппъ. — Не нужно жалѣть Эмми, нужно радоваться за нее!
— Конечно, конечно, — задумчиво отвѣчалъ дядя. — А все-таки этого нельзя было ожидать отъ Гэя!
Видя, что дядя уже поколебался въ своемъ хорошемъ мнѣніи о Гэѣ, Филиппъ рѣшился дѣйствовать сильнѣе, считая своимъ долгомъ спасти Эмми отъ такого неудачнаго брака.
— Мнѣ кажется, — говорилъ онъ:- что Гэй давно уже запутался въ долгахъ; не можетъ быть, чтобы онъ въ одинъ мѣсяцъ проигралъ тысячу ф. стерл. въ С.-Мильдредѣ. Какъ ни непріятно сдѣланное нами открытіе, но мы должны благодарить судьбу, что успѣли сдѣлать его во время. Вы, дядя, какъ сказали? Гэй никогда не просилъ у васъ денегъ?
— Ни фартинга лишнихъ, кромѣ несчастныхъ 30 ф., которые ему понадобились недавно на наемъ квартиры и учителя. Такъ онъ, по крайней мѣрѣ, мнѣ отозвался, когда я спросилъ, на что ему эти деньги.
— Но вѣдь вы помните, дмдя, что у него постоянно не было ни гроша въ карманѣ; онъ не смѣлъ даже себѣ позволить ни малѣйшей прихоти. Вы замѣтили это ему какъ-то сами. Вспомните теперь, какъ онъ настойчиво отстаивалъ свой планъ поѣздки въ Лондонъ; какъ онъ тамъ зажился, не смотря на общія наши предостереженія. Вѣрно милый дядюшка еще тогда сбилъ его съ толку, а здѣшнія скачки, при помощи Тома Гарвуда, довершили начатое.
— Зачѣмъ я его только отпустилъ сюда! говорилъ съ отчаяніемъ мистеръ Эдмонстонъ.
— Напротивъ, все къ лучшему. Онъ продолжалъ бы скрывать отъ васъ свое положеніе и кончилъ бы очень скверно. Вы видите, онъ и теперь требуетъ денегъ немедленно, вовсе не заботясь о томъ, будете вы довольны его просьбою или нѣтъ.
— Да, да, онъ обо мнѣ ничего не упоминаетъ,
— Знаете ли что, — замѣтилъ Филиппъ:- дѣло-то теперь выходитъ даже хуже, чѣмъ я предполагалъ. Можно быть скрытнымъ, вѣтреннымъ, это такъ; но увлекать молодую дѣвушку, какъ онъ сдѣлалъ съ Эмми, увлекать ее — зная, положеніе своихъ дѣлъ — непростительно со стороны Гэя!
— Конечно, конечно, — кричалъ мистеръ Эдмонстонъ, выходя опять изъ себя: — вотъ что ужасно! Онъ вообразилъ, что я отдамъ свою бѣдную Эмми игроку! Какъ же, дожидайся! Вотъ я ему докажу, какъ дороги мнѣ его богатства, имѣнія, титулы…. все… я ему докажу!
— Я былъ увѣренъ, что вы иначе и не поступите съ нимъ, — сказалъ Филиппъ.
— Еще бы! Я его проучу. А-а! сэръ Гэй, вы думали, что у васъ опекунъ старый дуракъ; что вы ему можете глаза завязать; увидимъ, увидимъ, кто еще кого проучитъ!
— Начните дѣло осторожнѣе, дядюшка. Незабывайте, какой у него несчастный характеръ; напишите къ нему похладкокровнѣе.
— Похладнокровнѣе! тебѣ хорошо толковать. У меня вся кровь кипитъ, при одномъ восноминаніи о немъ. Еще онъ смѣетъ дѣлать разныя порученія Эмми, въ томъ же самомъ письмѣ, гдѣ меня обманываетъ! Да я равнодушно этой дерзости перенести не въ состояніи!
— Я желалъ бы одного, — сказалъ Филиппъ:- дать ему возможность лично съ вами объясниться. Можетъ, у него есть законное оправданіе.
— Ни, ни, ни! объясненій никакихъ не принимаю! Какъ! выдавать себя за образчикъ скромности; смѣть думать о бракѣ съ моей дочерью, и изподтишка кутить? Я ненавижу лицемѣріе! Не нужно мнѣ его объясненій! Не смѣй онъ теперь и думать объ Эмми. Сегодня же все это ему пропишу, даже не сегодня, а сейчасъ, на этомъ самомъ мѣстѣ. Бѣдная моя Эмми, въ самомъ дѣлѣ!…
Филиппъ не мѣшалъ дядѣ. Онъ зналъ, что гнѣвъ у него проходитъ очень быстро, весь пылъ сердца улетучивается въ восклицаніяхъ. Если бы онъ имѣлъ возможность вернуться домой, не написавъ письма, дѣло было бы проиграно. Доброта сердца, слабость къ Гэю, состраданіе къ слезамъ дочери, а главное — вліяніе жены, имѣвшей слѣпое довѣріе къ молодому преступнику. — все это ослабило бы его намѣреніе принять строгія мѣры, и Гэя не было бы возможности спасти.
— Нужно при себѣ его заставить написать письмо, — думалъ Филиппъ. — Оно будетъ сдержаннѣе и потому болѣе подѣйствуетъ на Гэя!
Онъ не ошибся. Мистеръ Эдмонстонъ спросилъ себѣ бумаги, перо и чернилъ, усѣлся съ очень важнымъ видомъ за столъ, и написалъ слѣдующеи начало:
«Любезный Гэй! Я никакъ не ожидалъ, чтобы ты могъ обратиться ко мнѣ съ просьбой о присылкѣ денегъ.»
Филиппъ, стоя сзади дяди, громко прочелъ эту фразу.
— Не годится, дядюшка, — сказалъ онъ:- начните съизнова.
«Я очень удивился, прочитавъ твою просьбу о присылкѣ денегъ, — продолжалъ писать дядя:- она подтверждаетъ мнѣ невыгодные слухи, которые…»
— Кто говоритъ о слухахъ! возразилъ Филиппъ. — Слухи ничего не значатъ. Каждый на его мѣстѣ не счелъ бы себя обязаннымъ оправдаться въ слухахъ.
— Да, гмъ! какъ же сказать? невыгодные слухи, которые мнѣ сообщила… Ахъ, да! вѣдь не нужно упоминать о мистриссъ Гэнлей.
— Бога ради, ни слова о сестрѣ!
— Ну, такъ какъ же сказать-то половчѣе? она подтверждаетъ, подтверждаетъ… — бѣдный мистеръ Эдмонстонъ, весь въ поту отъ волненія, теръ себѣ лобъ рукою, не находя словъ для продолженія письма.
— Да вы не пишите въ томъ смыслѣ, какъ будто бы опираетесь на одни слухи. Говорите о фактахъ, приводите доказательства самыя неопровержимыя доказательства, и тогда ужъ онъ будетъ у васъ въ рукахъ, ему не вывернуться ни за что, — сказалъ Филиппъ.