— Двѣ горячки сразу не проходятъ для человѣка безнаказанно, — говорилъ Майэрнъ. — Онѣ всегда оставляютъ пагубные слѣды на мозгѣ больнаго. Организмъ капитана сильно потрясенъ, нервы его до сихъ поръ въ неестественномъ напряженіи и требуютъ покоя и тщательнаго ухода. Но въ этомъ состояніи апатія еще опаснѣе чѣмъ возбужденіе, и потому я скорѣе совѣтовалъ бы ему переѣхать въ Лондонъ, съ условіемъ не работать тамъ черезъ силу, но ужъ никакъ не жить въ уединеніи, въ Рэдклифѣ.
Филиппъ немедленно отправился къ Торндалямъ и былъ единодушно выбранъ депутатомъ въ Мурортѣ. Мэркгамъ прислалъ къ нему своего племянника съ отчетами; старикъ не имѣлъ духу являться къ Филиппу какъ подчиненный и, получивъ увѣдомленіе, что мистеръ Морвиль завернетъ быть можетъ и въ Рэдклифъ, страшно разворчался и цѣлый день былъ не въ своей тарелкѣ.
Извѣстіе о предстоящей свадьбѣ Лоры и Филиппа положительно взбѣсило Мэркгама. Онъ не могъ равнодушно слышать о помолвкѣ жениха и невѣсты, на глазахъ лэди Морвиль, еще не скинувшей своего траура. Старикъ считалъ этотъ поступокъ оскорбленіемъ чести женщины, къ которой онъ началъ питать чувство какого-то благоговѣнія. Ему даже казалось неестественнымъ, чтобы Эмми не горевала о томъ, что у нея родилась дочь вмѣсто сына. Онъ былъ убѣжденъ, что она раздѣляетъ его страданія, но изъ самолюбія скрываетъ ихъ. Вообще, Мэркгамъ, въ послѣдне время, сдѣлался дотого мраченъ и сердитъ, что Ашфорды искренно боялись, чтобы у него не вышло столкновенія съ новымъ Рэдклифскимъ владѣтелемъ.
Жители Рэдклифа были вообще сильно возстановлены противъ Филиппа, и Ашфорды, по этому случаю, въ большомъ волненіи ждали его пріѣзда. Наконецъ, въ одно прекрасное утро, онъ пріѣхалъ, какъ и въ первый разъ, вдвоемъ съ Джемсомъ Торндаль, и остановился въ приходскомъ домѣ; въ главный домъ Филиппъ даже не завернулъ, а переговоривъ съ Мэркгамомъ о дѣлахъ, отправился одинъ, пѣшкомъ, въ рыбачью слободу, а затѣмъ, посидѣвъ нѣсколько минутъ въ гостиной, вмѣстѣ съ мистриссъ Ашфордъ, уѣхалъ снова къ Торндалямъ. По отъѣздѣ его, между рыбаками начались разные толки. Старикъ Джемсъ Робинзонъ увѣрялъ, что новый сквайръ поблѣднѣлъ какъ смерть, говоря съ Бэномъ о покойномъ сэръ Гэѣ. — Видно, и ему жаль сердечнаго, не меньше нашего, — заключилъ рыбакъ. А Бэнъ, заливаясь слезами, сообщалъ товарищамъ, что мистеръ Морвиль передалъ ему, что сэръ Гэй въ послѣднюю минуту, почти передъ смертью, вспоминалъ объ немъ и прислалъ ему поклонъ.
Мэркгамъ не преминулъ поворчать на отца Робинзона и на его сына, упрекая ихъ въ готовности поклоняться всякому новому свѣтилу, но онъ въ свою очередь не удержался, чтобы не похвалить Филиппа за желаніе поддержать все начатое Гэемъ въ Рэдклифѣ и за умѣнье дѣльно распоряжаться по хозяйству. Мистриссъ Ашфордъ давно уже чувствовала большую симпатію къ капитану Морвиль, но разсказъ Джемса Торндаля о томъ, что онъ вынесъ во время своей болѣзни и что выстрадалъ, схоронивъ Гэя, еще болѣе расположилъ ее въ его пользу.
Филиппъ вскорѣ уѣхалъ въ Лондонъ и тотчасъ же вступилъ въ свою должность члена парламента. Не имѣя еще въ рукахъ достаточно средствъ для лучшей обстановки, онъ жилъ на маленькой квартирѣ, не держалъ лошадей и совсѣмъ не выѣзжалъ въ свѣтъ. Лора очень боялась, чтобы онъ не изнурилъ себя излишней работой, но, увидѣвъ его снова въ Гольуэлѣ, куда онъ пріѣхалъ на Духовъ день, она очень успокоилась. Филиппъ, конечно, не потолстѣлъ и былъ попрежнему блѣденъ, но онъ казался оживленнымъ, довольно много говорилъ, смѣялся и съ жаромъ толковалъ о политикѣ.
Съ началомъ лѣта, Эмми вдругъ занемогла; цвѣты, музыка, солнце, все начало раздражать ея нервы. Ходить она совсѣмъ перестала, потому что у ней дѣлалась одышка, притомъ она лишилась сна, аппетита и впала снова въ такую апатію, что кромѣ своего ребенка да еще одной умирающей вдовы на деревнѣ, она ровно ничѣмъ не интересовалась. Эмми начала избѣгать общества и сильно волновалась, когда отецъ, устроивъ импровизированный обѣдъ съ гостями, требовалъ непремѣнно, чтобы она являлась въ гостиную. Мама не разъ выручала ее изъ затруднительнаго положенія, отсылая ее на верхъ и стараясь убѣдить отца, чтобы онъ оставилъ ее въ покоѣ. Мистеръ Эдмонстонъ постоянно горячился изъ-за этого, говоря, что Эмми никогда не поправится въ здоровьѣ, если станетъ жить какъ отшельница, въ своемъ углу. Желая похвастать въ кругу короткихъ знакомыхъ, что будущій его зять членъ палаты депутатовъ и представитель Мурорта, мистеръ Эдмонстонъ, во время одного изъ пріѣздовъ Филиппа въ Гольуэль, затѣялъ званый обѣдъ. Послѣ обѣда Шарлотта шепнула Мэри Россъ, что Эмми желаетъ ее видѣть. Мэри побѣжала на верхъ и постучалась въ двери спальни лэди Морвиль. Услыхавъ слово «войдите», она смѣло переступила черезъ порогъ комнаты. Въ альковѣ у открытаго окна, вокругъ котораго вились гирляндовыя розы, сидѣла Эмми. Въ спальнѣ было довольно темно, но въ одномъ углу ея миссъ Россъ замѣтила бѣлую колыбель съ занавѣсью, гдѣ спала маленькая Мэри. Изъ окна виднѣлись верхушки деревьевъ сада и темно-синее небо. — Благодарю, что вы пришли сюда, Мэри, — произнесла лэди Морвиль, протягивая ей руку. — Я позвала васъ къ себѣ, въ надеждѣ, что вы не соскучитесь посидѣть со мной и съ моей дѣвочкой.
— Какая она у васъ хорошенькая! — сказала Мэри, осторожно наклоняясь надъ спящимъ ребенкомъ. — Она во снѣ сдѣлалась румяная и притомъ такъ выросла въ это время.
— Бѣдная дѣвочка! — проговорила вздохнувъ Эмми.
— А что, какъ вы себя чувствуете сегодня? — спросила Мэри. — Вы очень утомлены? Зачѣмъ вы опять ходили къ Алиссѣ Лимзденъ?
— Нѣтъ, ходьба меня сегодня не очень утомила, — слабо возразила молодая женщина. — Вообще, я рада найдти себѣ занятіе, но что меня душитъ, мучитъ, это сознаніе, что у меня впереди длинная, длинная вереница безконечныхъ дней, которые я должна переживать совершенно одна!…