Вернувшись домой, мистриссъ Ашфордъ разсказывала своему мужу, что мистеръ Морвиль очень плохъ, какъ ей показалось, «Хотя лэди Морвиль и убѣждена, что онъ скоро поправится, поживя съ ними, но мнѣ что-то не вѣрится, — говорила она. — Сама лэди Морвиль такая маленькая, худенькая, мнѣ даже странно себѣ представить, какъ она могла понравиться человѣку съ такимъ энергическимъ характеромъ, какъ покойный сэръ Гэй. Пока я сидѣла въ гостиной, она все время почти молчала, говорилъ больше ея братъ. Вотъ кто тебѣ понравится, — прибавила она, — это мистеръ Эдмонстонъ. Ему 23 года и онъ калѣка, но что у него за пріятное, выразительное лицо! Какой онъ умный! Немудрено, если сэръ Гэй любилъ его до обожанія.
— А лэди Морвиль, какъ видно, разочаровала тебя? — замѣтилъ мужъ. — Ты вѣрно не станешь плакать какъ Мэркгамъ, что она не управляетъ Рэдклифомъ?
— Напротивъ, она мнѣ очень понравилась, но куда же этому ребенку — женщинѣ стоять во главѣ Рэдклифа. Она преловкая, кроткая и я, пожалуй, готова согласиться, что ее можно сильно полюбить. Людямъ съ сильнымъ характеромъ именно такія-то женщины и нравятся.
Предъ обѣдомъ Чарльзъ настоялъ, чтобы Эмми пошла непремѣнно подышать чистымъ воздухомъ, и она съ радостью собралась идти гулять одна, имѣя тайное намѣреніе осмотрѣть всѣ любимыя мѣста Гэя. Къ великому ея удивленія, Филиппъ предложилъ ей идти въ мѣстѣ съ нимъ, и они вдвоемъ отправились прямо на берегъ залива. Наконецъ-то Эмми стояла передъ моремъ, о которомъ такъ часто вздыхалъ ея милый Гэй. Эти скалы, волны, лѣсъ вдали, самый вѣтеръ, ласкавшій ея лицо и волосы, — все дышало имъ, все напоминало его! Она съ трудомъ оторвалась отъ знакомой ей, по описанію, картины и опомнилась лишь тогда, когда Филиппъ во второй разъ предложилъ ей осмотрѣть конюшни и выбрать какого-нибудь понни для того, чтобы Чарльзъ могъ кататься въ кабріолетѣ. Подходя къ дому, Эмми не могла не улыбнуться, увидѣвѣ, какъ старый Мэркгамъ, воображая, что его никто не видитъ, взялъ маленькую Мэри съ рукъ Анны, которая вынесла дѣвочку погулять, и началъ ласкать ее, приговаривая что-то про себя. Замѣтивъ лэди Морвиль и Филиппа, старикъ сконфузился и поспѣшилъ сдать ребенка съ рукъ на руки, нянѣ. Онъ украдкой обтеръ слезы, крупными каплями катившіяся по его морщинистому лицу, и пошелъ на встрѣчу лэди Морвиль. Мэркгамъ не вѣрилъ своимъ глазамъ. Больной, слабый Филиппъ точно переродился въ эти два дня: онъ окрѣпъ и видимо оживился. Когда Анна поднесла ему дочь Эмми, онъ такъ нѣжно поглядѣлъ на нее, что съ этой минуты старикъ-управляющій окончательно съ нимъ примирился. Онъ пришелъ къ убѣжденію, что мистеръ Морвиль точно также, какъ и онъ самъ, считаетъ дочь Гэя развѣнчанной королевой.
Со времени пріѣзда Эмми и Чарльза, жизнь Филиппа въ Рэдклифѣ совершенно измѣнилась; онъ ежедневно поправлялся въ силахъ, много гулялъ, спалъ крѣпко и однажды рѣшился даже самъ приписать нѣсколько строкъ въ письмѣ Эмми къ Лорѣ. По вечерамъ онъ иногда позволялъ себѣ читать своимъ гостямъ вслухъ, а утромъ не иначе катался съ Чарли, какъ правя самъ лошадью.
Что касается Эмми, то она цѣлый день была занята: то хозяйствомъ, то чтеніемъ, то прогулками съ своей малюткой. Она чаще всего носила ее на берегъ моря; и дѣвочка вскорѣ начала прыгать и ползать. Щеки ея зарумянились, она немного загорѣла отъ морскаго вѣтра и еще болѣе стала напоминать отца. Эмми долго не рѣшалась раскрыть фортепіано, приготовленное для нея Гэемъ. Улучивъ какъ-то свободный часъ, она попробовала отпереть инструментъ; но, пробѣжавъ руками по клавишамъ, вскочила со стула и въ первый разъ горько заплакала. Ей было тяжело слышать звуки, такъ живо напоминавшіе ей пѣніе Гэя, и она нѣсколько времени боролась съ собою, пока ея малютка дочь, страстно любившая всякую музыку, не заставила ее переломить себя. Впослѣдствіи Эмми нарочно приносила дѣвочку въ комнату, гдѣ стояло фортепіано, и играла для ея забавы по цѣлымъ часамъ.
Съ друзьями своего покойнаго мужа лэди Морвиль познакомилась очень скоро. Съ Уэльвудомъ она много толковала о Кулебъ-Пріорѣ, а съ Ашфордами такъ близко сошлась, что заходила къ нимъ почти ежедневно, послѣ утреннихъ своихъ нрогулокъ.
Не одной Эмми жилось привольно въ Рэдклифѣ. Чарльзъ чувствовалъ себя также очень хорошо; онъ искренно сошелся съ Филиппомъ во время своего двухъ-мѣсячнаго пребыванія у него въ гостяхъ. Оба молодые человѣка читали, работали и катались, постоянно вмѣстѣ. Пока головныя боли Филиппа не допускали его до серьезныхъ дѣлъ, Чарльзъ неутомимо исправлялъ должность его секретаря и бухгалтера. Его такъ это пріучило къ дѣлу, что впослѣдствіи онъ самъ радовался, видя, какъ много пользы онъ приносилъ своему двоюродному брату. Чарльзъ съ гордостью возсѣдалъ на своемъ диванѣ, окруженный счетными книгами, и съ любопытствомъ читалъ газеты, гдѣ приводились въ примѣръ краснорѣчивыя рѣчи почтеннаго депутата изъ Мурорта.
Какъ только Филиппъ окрѣпъ достаточно для того, чтобы пуститься въ экипажѣ немного далѣе обыкновенной прогулки, онъ и Чарльзъ отправились съ первымъ визитомъ къ Торндалямъ.
Молодыхъ людей встрѣтили съ распростертыми объятіями, и пока Филиппъ ходилъ съ лордомъ отцомъ по парку, дамы окружили Чарльза и засыпали его вопросами о семьѣ Килькорановъ, куда ихъ Джемсъ поѣхалъ недавно гостить. Зная очень хорошо, что именно кроется подъ формою простодушнаго вопроса, Чарльзъ потѣшилъ себя тѣмъ, что поддразнивалъ барышень, описывая имъ прелести и достоинства лэди Эвелины.
Возвращаясь въ кабріолетѣ домой, онъ со смѣхомъ передавалъ своему двоюродному брату, какіе маневры употребляли сестры Торндаль, когда дѣло до шло до Эвелины.
— Ты знаешь, что Джемсъ намѣренъ за нее свататься? — сказалъ Чарльзъ.
— Слышалъ, но онъ мнѣ это сообщилъ по секрету, и потому я не считалъ себя въ правѣ передавать это другимъ, — отвѣчалъ Филиппъ, и они оба замолчали, не желая продолжать щекотливаго разговора. Черезъ два дня послѣ этого пришло письмо отъ Шарлотты съ извѣстіемъ, что Эвелина отказала Торндалю. „Бѣдный мистеръ Торндаль, писала она, уѣхалъ отъ насъ сегодня утромъ съ носомъ. Вчера у него были длинныя конференціи, окончившіяся повидимому неблагополучно, потому что вечеромъ, какъ мнѣ показалось, онъ употреблялъ неестественныя усилія, для того чтобы показаться веселымъ. Мабель никакъ не можетъ выпытать отъ Эвелины причины отъѣзда молодаго человѣка. Спросили бы меня: я знала бы что отвѣчать“.
— Шарлотта, кажется, подозрѣваетъ что-то, — сказалъ Чарльзъ:- и я увѣренъ, что она не ошибается. — Эва превлюбчивая, и если она отказала Торндалю, это значитъ, что у нея сердце занято. Кстати, я предчувствую, что предметъ этой страсти — учитель!
— Джоржъ Фильдеръ! Не можетъ быть! — воскликнулъ Филиппъ.
— Развѣ ты не помнишь, какъ каррикатурно она его описывала? — замѣтила Эмми.
— Именно потому-то я и думаю, что она его полюбила. Онъ понравился ей своей оригинальностью.
Филиппъ недовѣрчиво улыбнулся.
— Да, смѣйся, — возразилъ Чарльзъ. — Вы, красавцы, не поймете никогда, что такое интересное безобразіе. Сердце женщины чрезвычайно прихотливо. Попомните мое слово, она любитъ учителя.
Этотъ разговоръ очень взволновалъ всѣхъ троихъ. Они стали ожидать съ нетерпѣніемъ новыхъ извѣстій, и, наконецъ, пришло письмо отъ самого Джемса Торндаль. Филиппъ прочиталъ его про себя и вздохнувъ, замѣтилъ громко: Бѣдный Торндаль! Ева не знаетъ, кого она отнвргла!
Эдмонстоны не упоминали ни одного слова объ Эвелинѣ въ своихъ письмахъ къ Чарльзу и къ Эмми, но Шарлотта прислала какое-то особенно торжественное посланіе, вовсе не похожее на прежнія шутливыя, насмѣшливыя свои письма, такъ что зоркій глазъ брата немедленно угадалъ, что въ Ирландіи кроется какая-то тайна.