Выбрать главу

Гэй сидѣлъ за столомъ; передъ нимъ лежали Софоклъ и раскрытый лексиконъ вмѣстѣ съ портфелемъ, который онъ поспѣшилъ закрыть при входѣ Филиппа, но тотъ успѣлъ мелькомъ замѣтить бумажку съ написанными на ней стихами. Наружность Гэя показалась его гостю грустной, задумчивой, но не ожесточенной. Улыбка отличалась, какъ всегда, дѣтской кротостью; глаза были ясны и привѣтливы.

— Спасибо вамъ, что навѣстили меня! сказалъ онъ Филиппу. — Вы вѣрно хотите какъ нибудь помочь мнѣ?

— Я всегда былъ готовъ помогать вамъ совѣтомъ, — возразилъ Филиппъ:- но вамъ нужно самому о себѣ заботиться.

— Ну вотъ, опять началась мораль! Если онъ не замолчитъ, я пропалъ. Злой духъ снова опладѣетъ мною, — въ волненіи говорилъ самъ про себя Гэй.

— Покуда вы будете скрытничать, дѣла поправить нельзя, — продолжалъ тѣмъ же наставительнымъ тономъ Филиппъ.

— Я отъ всей души желалъ бы имѣть возможность объясниться откровенно съ мистеромъ Эдмонстономъ, но меня не допускаютъ до личнаго свиданія съ нимъ, — воскликнулъ Гэй.

— Я пріѣхалъ сюда именно для того, чтобы вы передали черезъ меня ваше объясненіе дядѣ, - сказалъ Филиппъ. — Я употреблю всѣ силы, чтобы примирить васъ съ нимъ, хотя, признаюсь, онъ глубоко оскорбленъ вашимъ новеденіемъ.

— Знаю, знаю, — сказалъ Гэй краснѣя. — меня простить за это нельзя. Тысячу разъ повторяю, что я искренно раскаяваюсь въ рѣзкихъ моихъ выраженіяхъ, сказанныхъ на счетъ его и васъ!

— Положимъ такъ; по всему видно, что вы въ ту минуту себя не помнили. Что-жъ касается меня, то я право давно и забылъ объ этомъ обстоятельствѣ, но дѣло не во мнѣ. Отдайте отчетъ мистеру Эдмонстону, куда вамъ нужны были тысяча фунтовъ стерлинговъ?

— Мнѣ они понадобились на одно предпріятіе, — отвѣчалъ Гэй. — Но что-жъ объ этомъ толковать, если мнѣ денегъ не дали.

— Это объясненіе не удовлетворитъ вашего опекуна. Онъ желаетъ знать, не издержали ли вы этой суммы на кредитъ?

— Какое же ему еще доказательство нужно, если я далъ ему честное слово, что деньги мною не истрачены.

— Мистеръ Эдмонстонъ не сомнѣвается въ вагей чести, — началъ было Филиппъ.

Но въ эту минуту глаза Гэя сверкнули бѣшенствомъ; ему показалось, что въ голосѣ Филиппа слышалась фраза: «Хотя самъ я еще не увѣренъ, что это нравда», и Гэй сдѣлалъ страшное усиліе надъ собой, чтобы не броситься на своего врага.

— Мистеръ Эдмонстонъ, — повторилъ Филиппъ, — вѣритъ вамъ, но на вашемъ мѣстѣ каждый поспѣшилъ бы представить ему письменный отчетъ, куда угютреблена вся сумма, чтобы убѣдить его въ истинѣ своихъ показаній.

— Но я вѣдь давно сказалъ, что я связанъ честнымъ словомъ, и обязанъ хранить это дѣло въ тайнѣ, возразилъ Гэй.

— Очень жаль! замѣтилъ Филиппъ. — Если дѣйствительно вы не имѣете права оправдаться словесно, все, что я могу вамъ посовѣтовать — это то, чтобы вы представили ему свою расходную книгу, пусть онъ убѣдится по крайней мѣрѣ, что у васъ долговъ нѣтъ.

Гэй въ жизнь свою не имѣлъ расходной книги и ему въ голову не приходила мысль, чтобы нашелся человѣкъ, имѣющій право требовать у него отчета въ его собственныхъ деньгахъ. Онъ искусалъ себѣ губы до крови и ничего не отвѣтилъ.

— Значитъ, вопросъ о тысячѣ фунтахъ уже поконченъ. Вы отказываетесь отдать въ нихъ отчетъ? началъ снова Филиппъ.

— Да, отказываюсь. Если моему честному слову не вѣрятъ, мнѣ нечего больше говорить. Но растолкуйте вы мнѣ вотъ что, кто наклеветалъ на мена опекуну, будто я играю? спросилъ вдругъ Гэй. — Если вы мнѣ дѣйствительно желали помочь, представьте мнѣ факты, обвиняющіе меня.

— Извольте: дядѣ извѣстно, что вы выдали чэкъ на свое имя, засвидѣтельствованный мистеромъ Эдмонстономъ одному извѣстному игроку.

— Это правда! отвѣчалъ Гэй очень спокойно.

— А между тѣмъ, вы увѣряете насъ, что не играли ни въ карты, ни на бильярдѣ, ни даже пари не держали?

— Да, я не игралъ и пари не держалъ, — повторилъ Гэй.

— Чей же вы долгъ заплатили?

— Не могу сказать, хотя знаю, что это обстоятельство говоритъ противъ меня. Я прежде думалъ, что моего честнаго слова достаточно, чтобы убѣдить опекуна, что я говорю правду, онъ не вѣритъ, мнѣ ничего больше не остается дѣлать какъ молчать.

— И такъ, со всѣмъ вашимъ желаніемъ быть откровеннымъ и ничего не скрывать, вы окружаете себя тайнами. Скажите же, какъ прикажете намъ дѣйствовать?

— Какъ знаете, — гордо отвѣчалъ Гэй. Филиппъ привыкъ подчинять каждаго своей волѣ; его невозмутимое хладнокровіе принуждало не разъ самого Чарльза, этого вспыльчлваго, нервнаго больнаго, класть оружіе передъ желѣзнымъ характеромъ капйтана Морвиля. Но съ Гэемъ онъ сладить не могъ, они были почти одинакихъ свойствъ: полная независимость убѣжденій и непреклонная воля отличали обоихъ Морвилей.