— Хорошо, хорошо! оставимъ этотъ вопросъ. Гэй неблагодарный щенокъ, и мнѣ надоѣло объ немъ толковать. Поскорѣе бы мнѣ съ нимъ раздѣлаться. Дуракъ я былъ, воображая, что его можно передѣлать. У меня дома все пошло вверхъ дномъ, по его милости. Бѣдная Эмми плачетъ, не осушая глазъ, а что хуже всего Чарльзъ слегъ въ постель. Просто горе! жаловался добродушный старикъ.
— Чарльзъ болѣнъ? воскликнулъ Филипмъ.
— Да, у него образовался мовый нарывъ въ вертлугѣ. Мы было уже думали, что онъ началъ поправлятьбя въ здоровьѣ, а тутъ вдругъ ему хуже сдѣлалось. Ботъ ужъ недѣля какъ онъ повернуться не можетъ; Богъ знаетъ, встанетъ ли еще.
— Неужели! Вотъ горе-то! Что-жъ онъ больше страдаетъ, чѣмъ даже прежде?
— Конечно. Онъ глазъ не сомкнулъ четыре ночи сряду. Майэрнъ ужъ ему опіуму далъ. Но Чарльзъ ждетъ все тебя, чтобы разузнать подробности объ нашей несчастной исторіи. Вотъ для чего я желалъ бы, чтобы Гэй вернулся къ намъ, Чарльзъ страшно объ немъ тоскуетъ, а это ему очень вредно.
— Пока Эмми дома, Гэй не долженъ быть у васъ принятъ, дядя.
— Кто объ этомъ говоритъ? прервалъ его дядя съ живостью. Я ему объ Эмми и заикнуться не позволю, пока онъ во всемъ не признается, я такъ и мама сказалъ. Кстати, Филиппъ, Эмми что-то разсказывала, будто ты поскользнулся, неся Чарльза по лѣстницѣ, на рукахъ.
— Да, онъ тогда едва не упалъ, — отвѣчалъ Филиппъ:- но мнѣ казалось, что онъ вовсе не ушибся. Неужели онъ отъ этого болѣнъ?
— Чарльзъ, по крайней мѣрѣ, увѣряетъ, что если бы не ты, то онъ разшибся бы до полусмерти. Онъ тебя вовсе не винитъ.
— Однако, его болѣзыь все-таки приписываютъ этому паденію? спросилъ Филиппъ.
— Не думаю. Хотя докторъ Томисонъ и подозрѣваетъ, что, вслѣдствіе паденія, въ ногѣ произошелъ вывихъ. Но ты, пожалуйста, не тревожься. Чему быть, тому видно не миновать.
Филиппу стало очень неловко. Ему не нравился снисходительный тонъ дяди, а главное, непріятно было то, что его имя вмѣшали во всю эту исторію, такъ что Чарльзъ какъ будто дѣлалъ актъ великодушія, принимая всю вину на себя.
Мистеръ Эдмонстонъ пріѣхалъ съ племянникомъ домой, когда уже были сумерки, но въ гостиной, какъ бывало прежде, они не нашли никого изъ семьи. Даже огонь въ каминѣ потухъ и уголья едва тлѣли. Дядя побѣжалъ къ больному сыну, а къ Филиппу черезъ минуту явилась Лора. Она бросилась прямо къ нему и схватила его за руку.
— Ты не привезъ доброй вѣсточки, Филиппъ, я вижу по твоему лицу, — сказала она. — Какъ жаль! Это бы такъ всѣхъ насъ успокоило. Ты вѣрно слышалъ о бѣдномъ братѣ?
— Да, слышалъ и отъ души пожалѣлъ, — отвѣчалъ Филиппъ. — Но неужели, Лора, его болѣзнь произошла отъ того, что онъ споткнулся на лѣстницѣ!
— Докторъ Майэрнъ думаетъ, что этого быть не можетъ, но Томпсонъ, послѣ разсказа Эмми, сваливаетъ все на этотъ случай. Я не вѣрю, да и Чарльзъ убѣжденъ, что ты не только не виноватъ въ томъ, что онъ упалъ, но что ты положительно спасъ его. Разскажи, какъ это произошло?
Фйлипмъ въ точности передалъ Лорѣ, какъ Чарльзъ споткнулся на лѣстницѣ, и какъ онъ одной ногой удержалъ его отъ паденія. Въ эту минуту мистеръ Эдмонстонъ, разстроенный, съ мрачнымъ выраженіемъ на лицѣ, явился сверху и объявилъ, что Чарльзъ требуетъ непремѣнно Филиппа къ себѣ и прислалъ отца за нимъ.
Въ уборной топился каминъ; дверь въ спальню больнаго была отворена: тамъ на столѣ горѣла ламна, при свѣтѣ которой Эмми прилежно работала. Поздоровавшись молча съ гостемъ, она вышла, оставивъ Чарльза и Филиппа вдвоемъ. На низенькой кровати, придвинутой къ стѣнѣ, лежалъ больной. Лицо его выражало сильное страданіе, глаза распухли и покраснѣли отъ безсонницы; взглядъ былъ быстрый, лихорадочный; Чарльзъ лежалъ на спинѣ, разметавъ обѣ руки по одѣялу.
— Какъ мнѣ жаль тебя, Чарли, — сказалъ Филиппъ, подходя къ кровати и взявъ руку больнаго. Она была горяча и покрыта испариной. — Ты, какъ видно, сильно страдаешь?
— Это не новость! отвѣчалъ Чарльзъ хринлымъ голосомъ. Онъ говорилъ, по обыкновенію, рѣзко и скоро. — Скажи-ка скорѣе, чѣмъ кончилась твоя поѣздка въ Оксфордъ и С.-Мильдредъ?
— Очень сожалѣю, что не могу тебя ничѣмъ обрадовать, — отвѣчалъ Филиппъ.
— Я и не ждалъ отъ тебя радостныхъ вѣстей, съ нетернѣніемъ возразилъ больной. — Ты мнѣ скажи, что ты тамъ сдѣлалъ?
— Чарльзъ, тебѣ вредно говорить о непріятныхъ вещахъ.
— Я хочу все знать, понимаешь? крикнулъ бодьной. — Самъ ты, конечно, не постараешься оправдать Гэя, говори, по крайней мѣрѣ, что ты объ немъ слышалъ: мое ужъ дѣло рѣшить вопросъ.