— Здравствуйте, мистеръ Мэркгамъ! отвѣчала трактирщица. — Вотъ съ праздникомъ-то насъ сдѣлалъ сэръ Гэй. Не ожидали его, право, не ожидали. А какъ выросъ-то, посмотрите!
— Выросъ? гмъ, — сказалъ Мэркгамъ, осматривая Гэя съ ногъ до головы. — Не замѣчаю! Ему никогда не дорости до отца. Гдѣ же ваши вещи, сэръ Гэй? — спросилъ старикъ, — не знаете? Такъ и есть, вы только думали о собакѣ, а дилижансъ увезъ вѣрно вашъ чемоданъ съ собою.
Это, дѣйствительно, такъ и случилось, но почталіонъ Бутсъ позаботился самъ о цѣлости багажа сэръ Гэя и доставилъ всѣ вещи въ сохранности, прямо въ Рэдклифъ.
Мистриссъ Лэвирсъ начала приглашать Мэркгама войдти обогрѣться въ ея кухню, но тотъ отказался.
— Я полагаю, сэръ Гэй, — сказалъ онъ:- что намъ слѣдовало бы выѣхать немедленно. Дорога отвратительная, а спустя нѣсколько времени зги Божьей видно не будетъ.
— Такъ что же? Поѣдемъ, — возразилъ Гэй. — Зачѣмъ заставлять ждать много. Мистриссъ Лэвирсъ, прощайте! Благодарю за угощеніе. Я скоро пріѣду къ вамъ опять.
Усѣвшись въ кабріолетъ, старикъ Мэркгамъ заворчалъ что-то на счетъ гадкихъ мостовыхъ въ Мурортѣ, но Гэй не далъ ему времени выговорить ни одного слова.
— Что за ужасное мѣсто Кулебъ-пріоръ! сказалъ онъ, обращаясь къ управляющему.
— Не знаю! По моему, у насъ тамъ лучшій арендаторъ Тоддъ, — возразилъ Мэркгамъ. — Платитъ аренду день въ день и землю улучшаетъ.
— Что это за человѣкъ?
— Лихой фермеръ. Плутъ естественный, это правда, но до меня это не касается.
— Да вѣдь у него тамъ всѣ дома развалились.
— Въ самомъ дѣлѣ? Немудрено. Они у него всѣ ходятъ по найму. Непроизводительныхъ расходовъ Тоддъ знать не хочетъ, и потому онъ не кладетъ ни одного фартинга на ремонтировку домовъ. Да и жильцы-то у него хороши, нечего сказать! Трое изъ нихъ попались нынче осенью въ браконьерствѣ. Но мы ихъ крѣпко поприжали. Ловкіе молодцы, за столько верстъ идутъ стрѣлять чужую дичь.
Въ былыя времена Гэй, при одномъ намекѣ на браконьера, выходилъ изъ себя отъ бѣшенства, но теперь для него люди сдѣлались дороже дичи и, вмѣсто того, чтобы входить въ подробности совершеннаго преступленія, онъ, къ великому удивленію Мэркгама, вдругъ повернулъ разговоръ.
— Кто тамъ священникомъ? Бэлрейдъ, кажется?
— Да, извѣстный ужъ всѣмъ человѣкъ. Мнѣ онъ очень не по нутру, да что-жъ станешь съ нимъ дилать? Нужно же было отдать въ наемъ церковный домъ. Деньги онъ платитъ аккуратно: не гнать же намъ его.
— Намъ нужно его смѣнить, непремѣнно, — сказалъ Гэй такимъ рѣшительнымъ тономъ, что Мэркгамъ ушамъ своимъ не повѣрилъ.
— Пока онъ живъ, мы не имѣемъ права его смѣнить; послѣ его смерти распоряжайтесь, какъ хотите. Но онъ такъ кутитъ, что долго не продержится, это по крайней мѣрѣ утѣшительно, — сказалъ старикъ,
Гэй вздохнулъ и задумался. Мэркгамъ снова заговорилъ:
— Отчего вы такъ быстро собрались домой? — спросилъ онъ у Гэя. — Вы могли бы, кажется, дня хоть за три увѣдомить меня о своемъ пріѣздѣ.
— Я все ждалъ писемъ изъ Гольуэля, — грустно отвѣчалъ Гэй.
— А что? Вы не поссорились ли съ опекуномъ? Неужели и вы пошли по старой дорогѣ? съ испугомъ и какой-то тоской въ голосѣ произнесъ старикъ.
— Меня опекунъ заподозрилъ понапрасну, — возразилъ Гэй. — Я не выдержалъ и надѣлалъ ему грубостей.
— Эхъ! сэръ! попрежнему-то вы вспыльчивы, неукротимы! сказалъ Мэркгамъ, качая головой. — Давно я вамъ толкую, что вашъ раздражительный характеръ, рамо или поздно, до добра не доведетъ.
— Правда! истинная правда! произнесъ Гэй такимъ покорнымъ тономъ, что старикъ мигомъ разнѣжился съ нимъ, а разсердился на мистера Эдмонстона.
— Въ чемъ же онъ это вздумалъ васъ подозрѣвать? спросилъ онъ Гэя.
— Въ томъ, что я будто бы игралъ въ С.-Мильдредѣ.
— А вы не играли?
— Никогда въ жизни!
— Зачѣмъ же опекунъ вамъ не вѣритъ?
— Онъ воображаетъ, что у него есть доказательства противъ меня. Не знаю, какимъ образомъ онъ это узналъ, но дѣло въ томъ, что мнѣ пришлось выдать небольшую сумму денегъ одному извѣстному итроку въ С.-Мильдредѣ; мой опекунъ узналъ это, и тейсрь увѣряетъ, что я самъ проигралъ эти деньги.
— Почему же вы не покажете ему своей расходной книги?
— Потому что у меня такой книги и въ заводѣ нѣтъ, — отвѣчалъ очень наивно Гэй.
У Мэркгама спала съ плечъ гора, онъ понялъ, что Гэй дѣйствительно не виноватъ, а что между нимъ и опекуномъ вышло одно недоразумѣніе; но онъ все-таки отвелъ душу тѣмъ, что въ продолженіе двухъ миль съ половиной читалъ мораль молодому баронету, представляя ему всѣ пагубныя послѣдствія неаккуратнаго счетоводства. Гэю было не до него, онъ весь отдался сладкимъ воспоминаніямъ дѣтства. Вотъ между горами потянулась лѣсистая долина, гдѣ онъ застрѣлилъ перваго тетерева; вотъ камень, о который онъ сломалъ свой ножъ, дѣлая геологическія розысканія; вотъ прудъ, гдѣ онъ зимой катался на конькахъ; вотъ разщелина въ скалахъ, откуда онъ любовался моремъ. Онъ не могъ удержаться, чтобы не подпрыгнуть отъ восторга, сидя въ кабріолетѣ, когда еще издали послышался гулъ его сѣдыхъ волнъ. Какъ Мэркгамъ ни ворчалъ на него, требуя, чтобы онъ сидѣлъ смирно, но Гэй, съ бьющимся отъ волненія сердцемъ, чуть не вылетѣлъ изъ экипажа, стараясь поближе вглядѣться въ милаго, стараго друга. Потянулись луга, покрытые верескомъ, правильными кучками сложеннаго торфа и сухаго папоротника. Гэй напрягалъ все свое зрѣніе, чтобы вглядѣться въ темную даль и разсмотрѣть домикъ стараго лѣсника, котораго онъ очень любилъ. Они взъѣхали еще на гору, и затѣмъ опять спустились въ роскошную долину, сплошь засѣянную молодой пшеницей. Тутъ грунтъ земли перешелъ уже изъ торфянаго въ красноглинистый; трава была сочная, деревья раскидистыя, красивые коттэджи, окруженные садами, далеко не напоминали собой бѣднаго Кулебъ-пріора. Домъ Мэркгама былъ просто игрушка, всѣ его стѣны были покрыты вьющимися растеніями; рядомъ съ нимъ виднѣлся бѣлый отштукатуренный домикъ доктора съ гербомъ Морвилей на фронтонѣ; а тамъ возвышалась церковь съ неизмѣримо-высокой башней, почти скрывая за собой домъ церковнослужителей; по другую сторону дороги шла стѣна, окружающая паркъ съ главнымъ домомъ. Вороты были растворены настежь, а у воротъ стояла старая Сарра, то и дѣло присѣдавшая отъ умиленія. Гэй выскочилъ, чтобы поздороваться съ нею и поберечь бѣднаго Лысаго, потому что тутъ ужъ вплоть до крыльца дома шла извилистая дорога въ гору, вся усыпанная свѣжимъ щебнемъ, по ней очень трудно было взбираться лошадямъ. Гэй побѣжалъ впередъ, но недалеко отъ дома онъ свернулъ опять въ сторону, вскарабкался на высокій, каменистый обрывъ — и обмеръ отъ восторга.