— Даю вамъ слово, свято исполнить вашу просьбу, отвѣчалъ Гэй, со слезами на глазахъ.
— Бѣдная Лора! произнесь больной и замолчалъ. Черезъ минуту онъ повернулъ голову къ Гэю. — Прочитайте мнѣ что нибудь, сказалъ онъ тихо. Гэй открылъ библію и читалъ до тѣхъ порть, пока Филиппъ не заснулъ.
Когда Арно пришелъ замѣнить Гэя, онъ отправился къ своей женѣ.
— Эмми! сказалъ онъ, входя къ ней съ сіяющимъ, отъ радости, лицомъ. — Мы объяснились съ Филиппомъ.
— Значитъ, вы примирились совершенно, отвѣчала Эмми, увидѣвъ, по лицу мужа, что дѣло идетъ хорошо: — лучше ли ему?
— Не совсѣмъ еще; пульсъ высокъ, но сознаніе вернулось. Говоритъ онъ спокойно и ясно все понимаетъ. Будь, что Богу угодно, но я радъ, что мы наконецъ объяснились.
Они сѣли завтракать вдвоемъ. За чаемъ Гэй опять заговорилъ о Филиппѣ.
— Знаешь ли, что меня удивило, Эмми, — сказалъ онъ. Ты ничего не слыхала о любви Лоры и Филиппа?
— Я знаю, что сестра любитъ его и всегда была его любимицей. А что? неужели онъ, бѣдный, былъ влюбленъ въ нее все это вреля?
— Филиппъ сказалъ мнѣ, что Лора давно уже дала ему тайно слово.
— Кто? Лора дала ему тайно слово? повторша Эмми. — Быть не можетъ, Гэй, онъ вѣрно бредилъ, говоря это.
— И я такъ прежде думалъ, но по всему видно, что онъ былъ въ полномъ сознаніи. Много говорить онъ не могъ, но я все-таки понялъ, что онъ проситъ насъ не обвинять Лоры и, говоря объ ней, онъ сильно растрогался. Онъ упрашивалъ меня не пугать ее, сказавъ вдругъ, что онъ умеръ, и разсуждалъ обо всемъ такъ же ясно, спокойно, какъ и теперь. Нѣтъ. Эмми, онъ не бредилъ!
— Не понимаю! возразила Эмми, — но мнѣ сдается, что все это могло быть только слѣдствіемъ бреда. Люди въ сильной горячкѣ, часто смѣшиваютъ фантазіи съ дѣйствительностью. Немудрено, если онъ въ самомъ дѣлѣ любилъ Лору, и ему представилось, что они тайно обручены. Бѣдный Филиппъ! воображаю, что онъ перестрадалъ все это время, скрывая свою привязанность. Нѣтъ, я увѣрена, что онъ просто бредиль ею въ бреду, упрекалъ себя въ томъ, въ чемъ совсѣмъ не былъ виноватъ.
— Не знаю, — сказалъ Гэй: — онъ передавалъ это мнѣ такъ просто, что я не могъ не повѣрить. Неужели въ предсмертномъ бреду намъ кажется, что мы дѣйствительно согрѣшили въ томъ, въ чемъ мы были грѣшны только помышленіемъ. О Господи! заключилъ онъ, вставая со стула и подходя къ окну:- если все это такъ, то въ часъ смертный мой избави мя и защити.
— Подождемъ, впрочемъ, — произнесъ, онъ вздохнувъ и подходя опять къ Эмми:- современемъ мы все узнаемъ.
— Я не могу себѣ представить, чтобы Лора могла смолчать и не открыться во всемъ папа, замѣтила Эмми.
— А помнишь, какъ она плакала въ день нашей свадьбы и все твердила, что она несчастная? возразилъ Гэй. — Впрочемъ я готовъ не вѣрить этому, тѣмъ болѣе что я не желаю поколебать своего мнѣнія о сестрѣ и о Филиппѣ въ особенности. Пойду-ка я опять къ нему, сказалъ онъ, цѣлуя жену. — Надо Арно отпустить завтракать.
Эмми долго сидѣла одна и, размышляя о случившемся, невольно отдавала справедливость честному, открытому характеру своего мужа, который ни разу не поставилъ ее въ неловкое положеніе ни передъ семьей, ни передъ свѣтомъ. — Мнѣ никогда не сумѣть сдѣлаться достойной его, — говорила она съ улыбкой, вспоминая кроткое, нѣжное выраженіе лица Гэя, когда онъ уходилъ. — Нѣтъ, такихъ людей, какъ мой мужъ, нѣтъ на свѣтѣ.
Весь этотъ день Эмми хлопотала по хозяйству; передъ вечеромъ она усѣлась у себя въ комнатѣ, у открытаго окна, не зная за что приняться. Снизу, изъ спальни больнаго, долетали до нея несвязныя слова, стоны и даже крики. Филиппъ опять забредилъ и жаръ его увеличился. Книга и работа валились изъ рукъ Эмми, писать домой она не имѣла духу. У нея сердце сжималось при одномъ воспоминаніи, каково Лорѣ читать ея письма, гдѣ она нерѣдко выражалась очень откровенно на счетъ Филиппа.
Почти передъ обѣдомъ пріѣхалъ докторъ. Больной утихъ, внизу не слышно было уже ни одного звука. Стемнѣло; Арно принесъ свѣчи съ докладомъ, что капитанъ впалъ въ забытье. Явился докторъ и спросилъ себѣ кофе. На вопросъ лэди Морвиль, каковъ больной, онъ отвѣчалъ, что горячка слабѣетъ, но что силы больнаго падаютъ; если онъ выздоровѣетъ, то всѣмъ будетъ обязанъ своему крѣпкому тѣлосложенію и заботливости сэръ Гэя.
Гэй не приходилъ на верхъ. Въ 11 часовъ ночи онъ написалъ карандашемъ, на клочкѣ бумажки, слѣдующій бюллетень своей женѣ.
— Пульса почти нѣтъ; обморокъ похожій на смерть; докторъ говоритъ, что это продолжится нѣсколько часовъ; но ложись спать; дамъ знать, если что случится!