Выбрать главу

Наконецъ явился докторъ; скрывать было нечего, онъ прямо отвѣчалъ, что у милорда та же болѣзнь, что у monsieur, но что характеръ горячки слабѣе. Бреду не было. Гэй только все спалъ и когда докторъ его разбудилъ, онъ ясно, отчетливо отвѣчалъ на каждый его вопросъ и вообще былъ покоенъ. По уходѣ доктора, онъ съ слабой улыбкой взглянулъ на жену.

— Эмми! уговаривать тебя, чтобы ты не ходила за мной, было бы напрасно. Ты слышала, докторъ сказалъ, что у меня горячка не прилипчивая, и потому тебѣ бояться нечего, не оставляй же меня!

— Я очень рада этому — отвѣчала Эмми.

— Только будь умница, — возразилъ Гэй, — не повреди себѣ. Дай мнѣ слово, что ты не будешь сидѣть всѣ ночи напролетъ подлѣ меня.

— Хорошо, что ты меня не гонишь отъ себя, грустно замѣтила Эмми.

— Жаль мнѣ тебя, дитя мое! съ печальной улыбкой продолжалъ Гэй. — Шутка ли имѣть двоихъ больныхъ на рукахъ! Это крестъ Господень, прими его покорно; вѣдь ты давно обѣщалась переносить со мною всѣ скорби земныя, настала пора исполнить это обѣщаніе.

Кроткое и вмѣстѣ грустное выраженіе лица придавало красотѣ Гэя какой-то особый характеръ. Эмми чувствовала, что ее притягиваетъ къ мужу не одна любовь, но какое-то глубокое уваженіе и даже страхъ, точно больной Гэй превратился въ неземное существо. Нагнувшись надъ нимъ, она смачивала его пылающую голову свѣжимъ одеколономъ, и когда спереди упрямые волосы начали безпрестанно падать ему на глаза, она, по приказанію мужа, отрѣзала непокорную волнистую прядь, которой Эмми и Шарлотта особенно любовались, говоря, что эта прядь есть термометръ расположенія духа Гэя. Онъ ее всегда теребилъ или приглаживалъ, смотря по тому, веселъ онъ былъ или грустенъ. Какъ ни жаль было Эмми посягать на прелестные волосы Гэя, она немедленно повиновалась и, срѣзавъ густую прядь на самомъ лбу, тщательно завернула ее и спрятала въ свой нессессеръ. Затѣмъ она прочитала мужу вслухъ псаломъ и онъ вскорѣ опять заснулъ.

Дни проходили за днями, а горячка шла своимъ чередомъ; но Гэй не бредилъ. Онъ лежалъ по суткамъ въ тяжкомъ забытьи, и молодая жена его не отходила отъ постели больнаго, пока ее не звали внизъ, чтобы покормить Филиппа или получить письма съ почты. Какъ только наступала ночь, ее смѣнялъ Арно, а сама она уходила спать въ сосѣднюю комнату. Послѣднее было ей очень тяжело, она охотно просидѣла бы до утра, но сознавая, что болѣзнь Гэя будетъ продолжительна, она боялась потерять силы и сдѣлаться безполезной. Въ комнату къ мужу Эмми входила не иначе какъ съ кроткой улыбкой. Онъ часто отсылалъ ее къ Филиппу, но она скоро возвращалась, зная, что безъ нея Гэй всегда былъ въ волненіи, и его радостное выраженіе лица при ея входѣ, ясно говорило, что онъ только при ней и оживаетъ немного. Филиппъ, въ свою очередь, искренно сѣтовалъ, что онъ, вмѣсто того, чтобы помочь Эмми, самъ служилъ ей бременемъ. Ему совѣстно было вспоминать прежнее свое самолюбіе и твердое убѣжденіе, что ему никогда не придется прибѣгать къ чужой помощи; Эмми, почти ребенокъ по лѣтамъ, служила ему теперь нянькой, и онъ безпомощный, слабый не могъ двигаться съ мѣста безъ тего, чтобы не опереться на ея руку. Не смотря на то, что Гэй отнималъ почти весь день у Эмми, Филиппъ не чувствовалъ недостатка ни въ чемъ. Все нужное подавалось ему во время, и Анна, Арно и старуха сидѣлка, итальянка, всегда были у него подъ рукою. Большую же часть времени Филиппъ все-таки оставался одинъ; окруженный книгами и газетами. онъ принимался иногда ихъ перелистывать, но слабость глазъ и недостатокъ соображенія отнимали у него охоту заниматься чтеніемъ. Онъ больше лежалъ и думалъ. Гэй поглощалъ всѣ его чувства. Стыдъ за прошлое, угрызенія совѣсти и горькая тоска при мысли, что если Гэй, оклеветанный имъ, оскорбленный, погибнетъ жертвою своего самоотверженія къ нему! Все это пугало Филиппа день и ночь. Онъ готовъ былъ искренно просить у Гэя прощенія за все зло, которое онъ ему сдѣлалъ, и молилъ объ одномъ, чтобы Господь сохранилъ ему жизнь,

На десятый день, послѣ того какъ Гэй заболѣлъ, Филиппъ нашелъ возможность одѣться и выйдти въ слѣдующую комнату, гдѣ Эмми обѣщала отобѣдать вмѣстѣ съ нимъ. Когда онъ легъ на диванъ, то его худоба показалась еще ужаснѣе. Процессъ одѣванія его очень утомилъ и онъ во время обѣда молчалъ. Эмми какъ нарочно чувствовала себя въ хорошемъ расположеніи духа, Гэй спалъ хорошо въ эту ночь, жаръ его уменьшался, онъ немного покушалъ и шутя увѣрялъ жену, что ему нужно только подышать Рэдклифскимъ воздухомъ, чтобы совсѣмъ поправитьса. Онъ очень обрадовался, услыхавъ, что Филиппъ всталъ съ постели.

Послѣ обѣда Эмми ушла на верхъ и вернулась часа черезъ полтора. Каково было ея удивленіе, когда она застала Филиппа съ перомъ къ рукѣ; онъ только-что кончилъ какое-то письмо, и измученный, сидѣлъ облокотившись локтемъ на столъ. Лицо его было очень блѣдно, глаза тусклы и губы выражали страданіе.

— Неужели у васъ достало силъ написать письмо? спросила съ испугомъ Эмми.

— Да, — едва внятнымъ голосомъ отвѣчалъ Филиппъ. Надпишите мнѣ адресъ: у меня рука дрожитъ. Онъ подалъ ей конвертъ; дѣйствительно пальцы его сильно дрожали.

— Вы пишете къ своей сестрѣ? сказала Эмми.

— Нѣтъ, къ вашей. Пишу къ ней первый разъ въ жизни. Въ конвертѣ вложено также письмо къ вашему отцу. Я открылся ему во всемъ.

— И хорошо сдѣлали, — заключила Эмми. Теперь вы будете спокойны. Но какъ вы утомились, Филиппъ, ложитесь скорѣе въ постель, я позову Арно.

— Погодите, дайте мнѣ отдохнуть! проговорилъ онъ слабо и упалъ на подушку въ глубокомъ обморокѣ, лицо его помертвѣло. Эмми долго оттирала его, пока онъ снова не очнулся.

Въ комнату вошла Анна за письмами. — Нужно отослать ваше письмо? спросила Эмми у больнаго.

Онъ кивнулъ ей молча головою и тихо зарыдалъ. Когда Анна вышла, Эмми подошла къ дивану и ласково начала уговаривать Филиппа. Она догадалась, что этому гордому, непреклонному человѣку трудно сознаться въ своей ошибкѣ и еще труднѣе знать, что ему готовится униженіе отъ людей, которые до сихъ поръ считали его умнѣе себя. — Хоть бы Гэй былъ подлѣ него! подумала Эмми, чувствуя, что она не въ состояніи успокоить нравственныя страданія Филиппа. Женскій тактъ ея запрещалъ ей много говорить.

— Успокойтесь, полноте, вы сами увидите современемъ, что хорошо поступили, написавъ папа, — убѣждала она больнаго, давая ему нюхать спиртъ и втирая ему одеколонъ въ виски.

— Благодарю, Эмми! отвѣчалъ Филиппъ, успокоившись немного. Ну, что Гэй?

— Слава Богу, онъ спалъ хорошо, и теперь чувствуетъ себя свѣжѣе.

— Однако вы ему вѣрно нужны. Я васъ задержалъ.

— Да, если онъ проснулся, я бы желала пойдти къ нему — замѣтила Эмми. — Да вамъ то лучше ли, Филиппъ?

— Лучше, лучше, я пойду къ себѣ, - сказалъ Филиппъ, и онъ хотѣлъ встоть.

— Нѣтъ, одного васъ не пущу, погодите, я позову Арно, онъ васъ сведетъ въ постель, — сказала Эмми и побѣжала за Арно.

Мужа нашла она не спящимъ и разсказала обо всемъ случившемся.

— Бѣдный малый! замѣтилъ Гэй. — Намъ нужно его успокоить.

— Написать мнѣ къ своимъ, какъ дорого стоило ему признаніе, — спросила Эмми. Мама очень обрадуется, узнавъ, что ты съ нимъ объяснился.

— Имъ никогда не понять, что выстрадалъ Филиппъ — со вздохомъ возразилъ Гэй.

— Я предупрежу папа и пошлю письмо Филиппа немного позже, чтобы смягчить впечатлѣніе, которое оно сдѣлаетъ на нашихъ.

— Бѣдная Лора! сказалъ Гэй. Напиши ты къ ней тоже, Эмми, скажи, что я очень раскаяваюсь, если огорчилъ ее своими неумѣстными шутками на счетъ Филиппа.

— Ну, полно, — улыбаясь возразила Эмми. — Если кого можно упрекнуть въ этомъ, то конечно меня, а не тебя.

— По крайней мѣрѣ теперь, Эмми, ты вѣрно тоже заговорила.

— Еще бы! я недаромъ видѣла, что вынесъ Филиппъ.

Эмми усѣлась писать свои письма подлѣ самой постели мужа. Онъ поправлялъ ей нѣкоторыя выраженія, совѣтывалъ приписать то то, то другое, и говорилъ такъ здраво, обстоятельно, что Эмми вообразила уже, что Гэй выздоравливаетъ, хотя пульсъ его былъ еще высокъ, а жаръ не проходилъ.

1853