Вернулся ее парень. Но это уже не имело никакого значения. Она не отходила от меня ни на шаг. Все, что от меня требовалось, — позволить на себя охотиться. Изображать добычу. Я улыбался, а Сгорбыш хмурился. Она уже была уверена: курсы «как выйти замуж за миллионера» посещала не зря. И торопилась выдать все, чему ее учили. Не говорила со мной о деньгах, делала вид, что они ее не интересуют, расспрашивала о моих увлечениях, пристрастиях. Умненько молчала, время от времени вставляя:
— О! Как это интересно!
Если бы это случилось со мной впервые… Ох, если бы впервые! Я знал, что их учат не форсировать события. Не отдаваться в первый же вечер. Вот потому, что я все это знал, я ее и переиграл. Причем легко. Ведь я был не только богат, но и красив. И провести со мной ночь было лестно. Наверное, она подумала: «Я сделаю все, чтобы он меня никогда не забыл». Все они так думают. Стоит, мол, подарить мужчине незабываемую ночь, и он твой навеки. Ко мне это не относится. Все мои незабываемые ночи остались в прошлом.
С вечеринки мы уезжали вместе. Сгорбыш провожал нас мрачным взглядом. Я, походя, напомнил:
— Не забудь: ты мне обещал! Ни капли!
Он мрачно кивнул, пробормотав:
— Как тебе это удалось?
Я мельком подумал: что будет, если он раскроет мою тайну? Когда-нибудь это случится. Но не сегодня. Сегодня я праздную победу: он трезв как стекло. Он так расстроился проигранному пари, что у него даже алкогольный психоз прошел. Правильно говорят: клин клином вышибают.
По дороге я объяснял девушке, почему у меня такая машина и почему мы едем на съемную квартиру, а не в наш особняк на Рублевке. Врал, разумеется. А что врал, не помню.
Что же касается ночи… Мне трудно назвать ее незабываемой. Девушку я тоже почти не помню. Хотя Саша (или, может, Маша?) очень старалась. Мне же нужны были только ее фотоснимки в обнаженном виде. Их я должен был сделать так, чтобы она ничего не поняла. Сегодня Сгорбыш трезв, но мне нужен залог его безалкогольного будущего. Он пообещал, что не будет пить никогда. Ради такого случая я мог позволить себе единожды стать мерзавцем. Где-то к полуночи я ее раскрутил.
— Милая, у тебя прекрасная грудь, — сказал я в тот момент, когда она лежала, опустошенная очередным оргазмом, и тупо смотрела в потолок. — Никогда не видел ничего прекраснее!
И я взял в руки фотоаппарат. Она улыбалась, все так же бессмысленно глядя в потолок. Я беспрепятственно сделал несколько снимков. Она потянулась, как сытая кошка, выгнула спину, раздвинула ноги. Она сама этого хотела.
— Я хочу оставить себе на память твое прекрасное тело. — Я продолжал говорить пошлости.
Снимков уже хватало, но она все никак не унималась.
— Кем ты работала до того, как стала актрисой? — подозрительно спросил я.
— О! Кем я только не работала!
И тут она спохватилась:
— Я совсем не то хотела сказать. Я имею в виду работу официантки…
Я поспешил ее «утешить»:
— Милая, мне ничего не стоит навести справки. Такие люди, как я, не женятся на ком попало.
— Что ты сказал? — Она вся сжалась.
— За тобой что-то есть? Ты позировала для мужских журналов? Снималась в порнофильмах?
— Нет, но…
Я понял, что попал в точку. Она приехала в Москву из деревни. И делала карьеру в постелях продюсеров. Я уже не чувствовал себя мерзавцем. Мне не нужен товар далеко не первой свежести.
— А если я забеременею? — спросила она.
Я рассмеялся:
— Солнышко. Не делай из меня идиота. Я прекрасно знаю, откуда берутся дети. Это не наш случай.
— Но в другой раз…
— Вот в другой раз и поговорим об этом.
Я дал ей надежду. Сгорбыш сказал: пусть она придет в студию. Пусть она тебя добивается. Правила игры были ясны. Я вдруг поймал себя на мысли, что этот странный человек мне дороже, чем все актрисы, вместе взятые. Его здоровье, его талант. В отличие от этой девчонки у Сгорбыша он был! Я сделал ставку на истинное, презрев ложное.
— Я останусь на ночь, — сказала Маша, а может, Саша.
— Хорошо, я вызову такси.
— Ты что, не слышал?
— Прекрасно слышал.
— Со мной так не разговаривают!
— Это со мной так не разговаривают, — жестко сказал я. — Если ты хочешь проблем, ты их получишь.
— А как же мое прекрасное тело?
— Вот и побереги его.
Она уехала в два часа ночи. После того как все точки над «i» мы расставили, я сделал ей одолжение. Вернее, ее прекрасному телу. Ей не на что было жаловаться.
Когда Сгорбыш увидел снимки, он обалдел.
— Это же… сынок… Это же…
И поспешно их спрятал. Потом растерянно сказал: