Вытерев фуляровым платком вспотевшую от трудов лысину, мистер Томпсон снял с круглой подставки старомодный парик внушительных размеров, с длинными буклями, без косицы. Перед зеркалом мистер Томпсон водрузил парик на голову, отчего она сразу стала непомерно большой по сравнению с тщедушной фигурой. Это мощное украшение на голове придавало мистеру Уильяму сходство со львом, точнее, с тем курчавым домашним животным, которого тщеславные владельцы делают с помощью ножниц похожим на царя зверей.
Обоих джентльменов, прибывших для традиционной партии в карты, мистер Томпсон застал в гостиной в обществе своего сына Ричарда, совладельца конторы.
Раскрытый карточный стол с не стертыми еще записями результатов последнего крибеджа[10] на зеленом сукне, цветными мелками и круглыми щеточками, двумя нераспечатанными колодами карт и тяжелым бронзовым подсвечником посередине ожидал партнеров. Рядом, на маленьком столике у жарко пылающего камина, подогревался пунш в поместительном сосуде, напоминавшем бочонок с крышкой. В комнате уже распространялся соблазнительный аромат душистых специй. У столика хлопотал слуга, расставляя холодную говядину, сыр, устрицы и бисквиты.
Место отсутствующего друга дома, пастора Редлинга, занял за карточным столом мистер Томпсон-младший, двадцативосьмилетний джентльмен с очень аккуратной прической из собственных волос, как у Чарльза Грандисона, героя знаменитого романа. Все четыре джентльмена хранили за игрой молчание. Они презирали обычные присказки и словечки, сопровождающие карточную игру в менее избранном кругу, и изъяснялись жестами и любезными улыбками.
Но когда бочонок с крышкой наполовину опустел, а лица партнеров почти сравнялись с цветом напитка, беседа завязалась. От событий европейской войны, только что закончившейся разделом Речи Посполитой между Россией и Пруссией, господа перешли на темы отечественной политики.
— Трудное время! Опасность растет, и нужны сильные руки, чтобы спасти кровные интересы Англии, — говорил банкир мистер Сэмюэль Ленди, человек лет пятидесяти пяти, в длиннополом, старинного покроя платье. — Мир колеблется, мы живем на вулкане. Америка — уже почти утраченная нами колония. Ее деятели, все эти Адамсы, Джефферсоны и Франклины, ведут открыто враждебную нам политику, и столкновение с драконом американской революции неизбежно. Это тем опаснее, что население Франции волнуется, ее нищие крестьяне бунтуют, города восстают, а Париж сделался столицей безбожных и возмутительных учений. Русская царица Екатерина с каждым годом расширяет свои владения и на юг и на запад. Флот ее уже разгромил могущество турок. Древняя Порта обречена. Это опасно… — Отхлебнув изрядный глоток, он продолжал: — Мировой котел кипит. Сейчас Англии нужны твердые, цепкие руки. Нужно успеть выхватить из этого котла самые жирные куски, пока их не схватили другие. Я не вижу твердости в действиях нашего правительства. Иногда приходится быть волком в овечьей шкуре, но нельзя быть овцой в шкуре волка. Это позор! Я говорю: нельзя дальше потакать американским колонистам. Мы можем окончательно потерять Америку.
Сын адвоката мистер Ричард Томпсон слушал старого банкира с плохо скрытым негодованием.
— Я нахожу, — произнес он решительно, — что наша политика в колониях воистину волчья. Колонисты в Америке сами желают быть хозяевами своей страны, которую наше правительство, лорды Бьютт и Гренвиль, стремятся связать по рукам и ногам.
Мистер Ленди нахмурился и только было хотел веско возразить горячему противнику лордов Бьютта и Гренвиля, как новое лицо вошло в гостиную. Это был опоздавший к партии в пикет викарий бультонского собора преподобный мистер Томас Редлинг. Свое опоздание господин викарий объяснил тем, что участвовал в семейном празднике у почетного прихожанина.
— Приятнейший день провел я сегодня у лорда Фредрика Райленда в его загородном доме! Два года назад Господь благословил молодую чету прекрасным первенцем. Это мой крестник, я нарек его Чарльзом. Сегодня супруги Райленд праздновали день рождения своего дитяти… Дорогой мой мистер Уильям! Сэр Фредрик просил передать вам пожелание доброго здоровья.
К удивлению пастора, хозяин довольно сухо принял его слова:
— Интересы «Северобританской компании», принадлежащей на девять десятых мистеру Райленду, я защищаю уже в течение трех лет, но эта деловая сторона пока не побудила ни меня, ни моего знатного клиента к личному знакомству. Отношения с компанией я поддерживаю через ее коммерческого директора, моего друга мистера Норварда.