— Неприятно, когда чужой мужик целует твою жену.
— Она мне уже не жена, — буркнул Борис.
— И радуйся. Характер у твоей Софии, знаешь ли… Да будь спок, женщин все равно больше, чем нас, а богатых мужчин — мизер, так что первые красотки твои, отрывайся, пока не нацепил на шею новое ярмо. Лучше скажи, что еще ты успел переписать на свою маму до сегодняшнего дня?
— Из оставшейся половины — мало чего. Не успел.
— Плохо. Очень плохо.
— А кто учил постепенно переводить активы? Ты сам пугал органами, которые интересуются внезапными перебросами собственности на родных.
Был такой эпизод, ну, что тут скажешь? Дикарь промахнулся, только признавать свои ошибки не в его духе, а выкрутиться — на то он и адвокат:
— Ты буквально понял, частями перевести времени хватило бы. Остается надеяться, что София не опомнится и не вернется к разделу имущества.
— Не вернется, — хмуро заверил Борис. — Она в тестя, у обоих впереди бежит гордыня со спесью, аристократы хреновы.
— Как показывает моя адвокатская практика, там, где бабки, — уверенным можно быть только в себе.
— А в тебе? Как насчет уверенности в тебе? Ты чуть не сделал меня отцом чужого отпрыска.
— Только до родов, Боря. От отцовства в наше время легко отделаться, сделал генетическую экспертизу — и послал всех куда подальше. Ладно, я поехал, у меня сегодня еще процесс.
Борис вяло махнул ему на прощание, не отводя взгляда от парочки, перебегавшей в неположенном месте проезжую часть площади — и эти люди на страже закона!
Артем открыл дверцу автомобиля со стороны пассажира, подождал, пока София сядет, после захлопнул и обошел машину. А Борька, весь из себя джентльмен (не говоря худого слова), никогда не открывал ей дверцу.
— Так кто из вас жлоб, Боря? — вырвалось у нее.
— Что? — плюхнувшись на сиденье, спросил Артем.
— Нет-нет, я сама с собой…
Она осеклась, потому что Артем протянул руку к ремню и пристегнул ее, сделал это машинально, привычно, потом лихо выехал с парковки. Нет, София и сама пристегивается — не безрукая же, но иногда забывает, тогда Артем пристегивает ее, потому что не любит напоминать одно и то же по сто раз. И не раздражается. Сегодня почему-то София обратила внимание на данный вроде бы незначительный факт, указывающий, что она значит для него — он же постоянно думает о ней, и это приятно.
— Боже мой… — Она взялась ладонями за пылающие щеки. — Не помню, чтобы я была так счастлива… разве что когда вышла моя первая книжка. Ой! А позвонить? — Через минуту с радостью докладывала: — Па, все кончено, развелись!
— Поздравляю, — слышали оба голос Арсения Александровича по громкой связи. — А заявление подали? Сожительство явление дурное.
— Па, ты как Артем! В одном кабинете получила свидетельство о расторжении брака и тут же бегу в другой подать заявление о регистрации? Это как-то некрасиво.
— В понедельник подадим, — пообещал Артем.
— Па, Борька заартачился и не хотел разводиться!
— Я его понимаю. Снисходительных женщин мало, он это знает.
— Ха! Папа, моя снисходительность держалась на нелюбви к нему, вот и все. Папочка, пока. Хочу теперь в себя прийти.
— Дщерь, желаю тебе произвести хорошее впечатление на родных Артема.
Кинув трубку в сумочку, София опустила со лба на нос солнцезащитные очки, проговорив с сомнением:
— А если не понравлюсь твоей семье?
— С чего это вдруг? — не отрывая сосредоточенного взгляда от дороги, спросил Артем.
— Я все же была замужем, а ты у нас ни разу не был женат.
— Официально не был. Не бойся, отец с матерью простые деревенские труженики, добродушные и открытые, ты им не просто понравишься, а очень понравишься, потому что… Нет, это без вариантов. Я люблю тебя, значит, и они автоматом полюбят. Знаешь, страшней было с твоим папой сближаться, но, как видишь, язык общий нашли.
Это так. Насколько папа Софии терпеть не мог Борьку, настолько легко принял Артема. Однако ее насторожила тональность, она взглянула на Артема и поняла: что-то не так. Он какой-то излишне сосредоточенный, даже напряженный, может быть, из-за движения на дорогах, пробок. София решила не мешать ему расспросами и стала смотреть в окно. Ей нравился жаркий воздух, влетавший в салон, нравились пары бензина и запах раскаленного асфальта, а еще чувство освобождения от всего постороннего, точнее, от Борьки.