Тяжело дыша, он вглядывался в полумрак коридора. Его собственная тень, отбрасываемая резким светом из камеры пыток, выглядела зловеще. Освещение в коридоре с одной стороны было более тусклым, и крики доносились оттуда, из-за угла. На стене метались тени двух охранников, избивающих друг друга в боковой комнате. Возможно, его собственных охранников, на какое-то время забывших о нем, учитывая, что он валялся без сознания.
Гарни взглянул в противоположном направлении. Там светлее, меньше теней, в которых можно спрятаться, но путь лежит туда – если только Гарни не хочет убить обоих охранников в попытке своего побега. Он слишком избит и слаб, чтобы так рисковать.
Ему нужно передать какое-то сообщение герцогу, дать понять, что его схватили. Или все же доставить послание Императору. Он не представлял, как можно тайком вывезти записку отсюда, а затем пронести через высочайшего уровня систему безопасности на Кайтэйне. Возможно, удастся отправить какое-нибудь отчаянное сообщение на Каладан. Сафир Хават поймет, что делать.
Скользящей боевой походкой, готовый к схватке, Гарни двинулся вперед. Более освещенная часть коридора закончилась тупиком с комнатами по обе стороны. Гарни отпрянул назад, увидев в одной из комнат Раббана и барона, сидящих за столом. Вокруг них сновали слуги, которые двигались так, будто боялись собственной тени. Они подавали огромные блюда с мясом, истекающим кровью и соком.
Гарни ощутил запах еды, и это было похоже на песнь сирены в голове. Это реально? Или еще одна изощренная часть пытки?
«Объект всегда должен верить, что надежда есть».
С великой осторожностью Гарни проскользнул в другую комнату, стараясь не потревожить пирующих в соседней. На одной из стен он обнаружил приборную панель. Передатчик? Местная связь? Невозможно, чтобы ему так повезло. Однако, после краткой вспышки радости, Гарни понял, что даже передатчик не принесет ему никакой пользы. Кто его услышит? Никакой сигнал, никакое сообщение никогда не достигнет Каладана. По всей огромной Империи курьерам приходилось путешествовать лично, на лайнерах Гильдии, чтобы доставить сообщение конкретному получателю. Любая передача с Ланкивейла – это крик в пустоту. Этого понимания оказалось достаточно, чтобы разрушить всякую надежду.
Но тут Гарни улыбнулся. Кожа на лице натянулась, и он почувствовал грубый, жесткий шрам на щеке, напоминавший, что Раббан собственноручно поставил Гарни эту отметину. У него имелся альтернативный канал связи, о котором не знал никто из Харконненов. Во время недавнего карательного рейда, который они с Дунканом провели здесь, ударные силы Атрейдесов не только уничтожили объекты Раббана, но и тайно рассеяли по округе бесчисленные маленькие глазки-шпионы… замаскированные приборы наблюдения, в пассивном режиме фиксирующие активность Харконненов на этой мрачной, облачной планете. Их сигнальные пакеты, спрятанные среди служебных сообщений, тайно передавались на корабли, отбывающие с Ланкивейла, а дальше на корабли Гильдии, другие суда, пункты пересылки, в конечном счете попадая к Дому Атрейдесов.
Гарни нажал кнопку на панели управления и услышал тихий щелчок, когда линия включилась. Он настроил передатчик на точную частоту «глаз-шпионов», чтобы его сообщение добавилось к прочим разведывательным данным.
Тихим голосом, поскольку в горле пересохло – от крика? – Гарни представился и быстро произнес в микрофон:
– Скажите герцогу, что я захвачен Харконненами на Хармонтепе! В настоящее время нахожусь под стражей на Ланкивейле! Не могу вернуться на Каладан!
Он вздрогнул, когда его слова вернулись к нему громким эхом обратной связи. Ему так много еще нужно было сказать! Подчеркнуть, что на самом деле Император не получал объяснений Лето.
Позади в коридоре раздался громкий смех. Гарни резко развернулся, готовый к бою. В комнату вошли барон и его племянник – оба крупные, в одежде с оранжевыми вставками цвета Харконненов, в сопровождении нескольких вооруженных охранников.
Барон поцокал языком:
– Только взгляни на этого глупца, Раббан – думает, что кто-то из дружков услышит его передачу! Бросил свое послание в пустоту. Или ты предполагаешь, что твой сигнал примет местное китобойное судно? Тебя никто не услышит, хоть ты оборись!
Раббан, оторванный от трапезы, сжимал в кулаке здоровенную окровавленную кость. Сок капал на его тунику. У барона тоже виднелись капли крови на рубашке.
Хотя избитое и измученное тело Гарни болело, он был готов броситься на своих врагов. Долгие годы после рабских ям на Гайеди Прим он мечтал убить Тварь Раббана…
– Пойдем, пообедаешь с нами, прежде чем мой племянник продолжит тебя допрашивать, – предложил барон. – Сейчас мне необходимо вернуться на Арракис, но я дал Раббану четкие инструкции. Ты в надежных руках.
Гарни хлопнул ладонью по пульту, сбрасывая частоту, чтобы передачу нельзя было отследить. Они ничего не знают о шпионских камерах.
– Обед перед пыткой? Чтобы показать свое гостеприимство?
– Мы радушные хозяева, – кивнул барон. – И хотим, чтобы ты набрался сил перед очередным сеансом, когда мой племянник еще немного с тобой позабавится. А после этого я приготовил для тебя специалиста по допросам с более богатым воображением. Питер де Врие. Он называет себя «Архитектор боли».
Еще больше охранников спешило по коридору, приближаясь к ним. Гарни сплюнул на пол, не боясь никакой формы смерти, которой его могли подвергнуть.
– Тогда я принимаю ваше предложение. Обед придаст мне сил.
Раббан швырнул перед ним на пол окровавленную кость:
– Вот твой обед!
Как разъяренный салузанский бык, Гарни бросился на Раббана, надеясь вцепиться ему в горло, но охранники схватили его за руки и отшвырнули к стене.
Лицо Раббана побагровело. Он шагнул вперед и ударил Гарни в лицо окровавленным кулаком, затем повалил на пол и сильно пнул под ребра. И вдруг, будто заскучав, приказал охранникам оттащить пленника обратно в камеру пыток.
– Посмотрим, что Питер решит с тобой сделать. Ты еще будешь умолять, чтобы я вернулся!
Доверие опасно. Используйте его умеренно и с большой осторожностью.
Когда личный корабль Малины Ару приземлился на Носсусе, она с облегчением обнаружила, что герцог Лето все еще там. Малина не собиралась так скоро вернуться в штаб повстанцев, но глубокая озабоченность, выраженная ее ментатами, вынудила изменить планы. В глубине души она уже приняла трудное решение помешать сумбурным стремлениям Якссона, но ей хотелось оценить этого загадочного герцога и его знаменитый кодекс чести.
Она понимала, что для Картеля лучше идти иным путем, даже если ее радикальный сын не сможет в этом участвовать. Продвижение взглядов настоящего Союза Благородных в случае успеха привело бы к созданию стабильной, развитой цивилизации, но для того, чтобы это произошло, ей придется отразить и погасить крайнюю жестокость Якссона. Малина мечтала о будущем, которым Франкос и Джалма – ее хорошие и респектабельные дети – могли бы управлять, о процветающей системе миров и более могущественном Картеле.
А прочим экстремистам – тем, кто последовал за ее заблудшим сыном, – предстояла роль жертвенных агнцев, чтобы обеспечить прикрытие реальных планов ур-директора. Они станут лицом презираемого повстанческого движения, и когда будут уничтожены, Шаддам Коррино ни за что не догадается, что настоящая революция тихо продолжается под руководством Малины. Да, цель оправдывала средства.
Но в чем же тут интерес каладанского герцога? Якссон с огромной радостью принял Лето Атрейдеса в ряды повстанцев, но Малина не могла понять мотивов этого человека. Неужели он из тех жестоких новобранцев, которыми движет тайная тяга к насилию? Ей необходимо это знать, даже если Якссон смотрит на новообретенного друга через розовые очки. Сердце кольнуло иглой грусти – она, родная мать, вовсе не друг Якссона…