— Добейте его! — глухо вопит ублюдок.
Я собираю все силы по капле. Выдаиваю манну, чтобы взбодриться. И вдруг меня накрывает волной. первый момент мне кажется, что меня захлестнула волна, но потом я понимаю, что это не вода, а толпа. Вопящая, воняющая давно немытыми телами, толпа. Однако, меня не бьют. Даже наоборот, помогают встать. Превозмогая боль от каждого движения, я осматриваюсь по сторонам. В глазах плавают разноцветные круги, увиденное доходит до сознания рывками, оставаясь в памяти цветными картинками жизни. И смерти. Тетка в рваном платье лупит каким-то поленом пажа в красном бархате. Тот валяется на земле и не подает признаков жизни, и вообще больше похож на отбивную, но яростно визжащую тетку и еще нескольких оборвышей это не останавливает. Рыцарь в красивом шлеме с забралом в виде орла окружен серо-коричневой толпой над которой только изредка мелькают уродливые копья и короткие топоры. Рыцарь щедро, ловко и яростно рассыпает вокруг себя удары топором, и после каждого с его топорища в воздух взлетает красная дуга крови. Сбоку и сзади его прикрывают латники. И хоть они отбиваются не так эффективно — бить пехоту сверху удобно и привычно. Их удары наверняка так же результативны. Но волна вопящих людей не дают сделать им и пары ударов — их буквально захлестывает. Масса людей прижимает всадников к борту телеги, с которой на них уже прыгают новые и новые. Их стаскивают с лошадей, я вижу мелькание ножей в руках — режут все, что неприкрыто броней. Руки, ноги, глаза. Последним остается рыцарь. Его конь, отчаянно кричащий, словно человек, встает на дыбы и начинает молотить по толпе подкованными в специальные, боевые подковы передними копытами. Под удар попадает мужик в плетенном, как корзина шлеме. Реально шлем-корзина, с куском железа в виде креста сверху, что явно недостаточно для усиления. И в белом кресте из двух тканевых лент на одежде. Мой штрафник. И этот штрафник принимает удар огромного копыта на свой нелепый шлем. Некоторое время я жду, что он рунет со сломанной шеей. Но и он, и его шлем выдерживают удар. И он всаживает свое оружие в брюхо коня. Это что-то похожее на косу, только переделанное в тесак со слишком длинной ручкой. Кривое страшное, даже издалека выглядит эта штука ужасно неудобной и антисанитарной. Но корзиноголовый орудует этой хренью уверенно и результативно. Выдергивает, и всаживает снова. Лошадь падает, рыцарь на ней скрывается под одетыми в коричневое и серое тряпье телами. Я вспоминаю о своих делах и ищу ублюдка с моргенштерном, но нигде не нахожу. Только замечаю, как несколько оставшихся вражеских всадников торопятся спастись. Но выход из тележного круга им закупоривает прибывшее подкрепление — и их всех накрывает волной пехоты. Не помогает не отточенная техника одетых в неуязвимую для коротких копий кольчугу латников, не редкие вспышки магии аристократов. Моя пехота, с утробным рычанием десятков глоток будто многорукий зверь карабкается вверх по крупам лошадей и стягивает с седел одного всадника за другим. Бросает их на землю, где десятки рук прижимают их к земле и режут.
— Магн, ты, дурак! Ты… Тебя! Как это ты говорил… Ну как же там… — слышу я голос Сперата.
Поворачиваю голову в его сторону и обнаруживаю и его самого совсем рядом. Под открытым забралом перепуганная морда с нелепой бородкой — опять свой идиотский пояс надел. Я начинаю смеяться, но смеяться очень больно, поэтому я перестаю.
— А я говорил, записывать надо! — это Ланс. Он стоит с двуручным молотом наготове. Чуть поодаль Волок висит на морде у рвущегося ко мне Коровки. Я протягиваю руку к коню. Тот стряхивает пацана, сдвигает в сторону Ланса и прижимается мордой в шафроне ко мне. На шафроне у него шип и он скрежет по доспехам, наверняка оставляя жуткую царапину.
— Вы ранены, сеньор! — Сперат наконец перестает импровизировать и возвращается в привычные рамки. — У вас в спине арбалетный болт. Надо немедленно снять кирасу!