— Куда важнее дрова, — отвлек меня Борсо. — Знаете, почему никто не воюет зимой? Потому что если вас застанет ночь в поле, утром в живых останется половина. Если повезет. А знаете, сколько надо дров, чтобы согреть десять человек? Не меньше двух возов!
Я присвистнул. Кубометров десять. Я для бани на год шесть покупал.
— Конечно есть хитрости, — продолжил Борсо, явно довольный что я его внимательно слушаю. — Хорошо помогает теплая одежда. А еще, следует снабдить всех пехотинцев меховыми плащами, как у горцев. Всадники обычно возят с собой постели и покрывала в обозе. Это может помочь. Также следует…
Мы ещё немного поболтали с Борсо. Я, в основном, слушал. Да, водить войска, настоящее искусство. И, собственно, битва в этом искусстве — на последних ролях. Чем больше я слушал, тем больше понимал, что проблема средневековых армий в низкой организации. Вернее, в том, что все полагались на самоорганизацию. В этом есть смысл — условная сотня монгольских воинов в передвижении по пересеченной местности даст сто очков вперед условному спецназу из двадцать первого века. Причем через месяцев девять спецназ пора будет эвакуировать и лечить, а монголы еще и размножаться начнут, если у них с собой бабы есть. Поэтому, если у тебя есть под рукой монголы, ты на коне. А если крестьяне, то ты можешь собрать шесть тысяч их под стенами родного города. А в трех дневных переходах уже четыре сотни — армия. У местных не было примера перед глазами больших и хорошо организованных армии. Да и задач под них. Просто не думали в эту сторону. Со всем отлично справлялись маленькие профессиональные армии. Кажется, довольно злобных жителей английского Уэльса завоевали армией в четыреста человек. Если сравнивать со средневековьем я так-то, заметная личность. Вот только я уже знаю, что большие батальоны рулят, поэтому я и не впечатляюсь армией в несколько сотен человек. Зато я сполна хлебнул проблем даже с таким количеством людей. Мало того, что они все практически мгновенно засирают на сто метров вокруг, даже если заставить сортиры вырыть, так их ещё и не прокормить.
Неудивительно, что нежить рулит — мертвяки не мерзнут, не жрут, не болеют и не жалуются. Имба. Главное, побольше нагнать. Как я понял, у них та же проблема — кране неравнозначная боевая ценность между юнитами. Но действительно высокоэффективных юнитов мало, приходится их беречь, по максимуму забивая все возможные ниши использования мясом.
Снаружи послышались голоса. Пришел знаменосец Борсо. Толстяк влез в повозку с лицом черным от горя. Даже, как будто, схуднул. Его рука в латной рукавице сжимает пустые ножны. Меч мои люди у него перед входом отняли.
— Тише, тише, Жан, — шипит ему из темноты Борсо. — Я жив. Как ни странно, у меня наконец прошло горло. Хотя, теперь болит шея внутри. Сами кости.
Толстяк бросается к своему господину, падает на колени, и обнимает, как родного.
— Однажды я все равно умру, Жан, — хлопает его по плечу Старый Волк.
Может, я испорчен нравами своего мира, но подозреваю эту парочку в противоестественном. Борсо, словно чувствуя, говорит мне:
— Я подобрал жана посередине сожженной деревне в Королевстве. Я для него как отец, — говорит он. — А у вас есть тот, кто будет плакать над вашим телом?
Ланс уже успел рассказать Борсо про поведение этого Жана. Мне не понравился этот вопрос Старого Волка. Стоило появиться посторонним, как он снова начал вести себя как мудак. Ну что это за вопросы. Не думаю,что он ждет от меня душервущего перечисления тех, кто, по моему мнению, меня любит. Скорее, намекает, что меня никто не любит. Мне надоело терпеть эти мутные подколы. Я скрипнул зубами, от внезапно нахлывнувшей ярости. Положил руку на Коготь. Придвинулся поближе к Борсо.
— Вы все ещё нужнее мне больше мертвым, чем живым, — холодно ответил я. — Если вы снова захотите что-то мне сказать в таком тоне, подумайте. И промолчите.
Старый Волк открыл рот… И промолчал.
Еще через час мы снова были у ворот замка.
Толстый Жан стоял с пропитанным кровью баннером впереди и своим трубным гласом требовал впустить его внутрь. Чтобы похоронить сеньора Борсо да Эст, из Фарра, легата Престола Пустого и Хранимого, владетельного сеньора… Во время перечисления титулов, голос у Жана дрогнул, на секунду прорвалось рыдание. Не думаю, что он играл, скорее всего еще не отошел от шока. Зато это добавило правдоподобности.
Сам сеньор Борсо лежал на повозке. С руками, сложенными на мече. И покрывалом на лице — не хватало еще, чтобы он не вовремя поморщился или моргнул.