— Купить их? — не совсем понял я её мысль.
— Отнестись к ним так, как они того заслуживают, — непонятно ответила Адель. И замолчала. Мне вспомнилась поговорка «Когда женщина молчит, лучше её не перебивать». Я сдержал улыбку и промолчал. Но не потому, что не хотел нарушать её молчание, просто знал, что просто надо дождаться, пока не выскажется. К тому же, она часто говорила дельные вещи.
Нас облачили в тонкие ночные рубашки. Я устроился под канделябром с пятком свечей и открыл книгу, полистать на ночь — как раз, пока Адель расчесывали и обмазывали кремами её фрейлины и служанки, у меня было около получаса времени. Это спровоцировало её на продолжение разговора.
— Прости меня, мой муж, мой господин. Но я не так сильна умом и не столь проницательна, как мужчина, — сказала она, не оборачиваясь. — Потому никак не мог прозреть твои замыслы. Отчего ты отказываешься от заслуженных почестей? Отчего не займешь твое по праву место главы Собрания Великих Семей Караэна? Зачем ты даешь простолюдинам резвиться в городе, как свиньям на выпасе, вместо того чтобы выбрать надежных и преданных людей и поставить их Городским Советом? Отчего…
Она замолкла. Поднесла свою ухоженную ручку к глазам. Фыркнула и ткнула её фрейлине под нос. Та тут же извлекла изящную серебряную пилку с гранатовой рукояткой и стала править ноготок.
Я отнесся к её вопросу серьезно. Эта женщина не только мать моего сына и будущих детей, но и совладелец бизнеса, партнер во всех смыслах. Будет неправильно настроить её против себя. Но и слишком много откровений тоже делать не хотелось. К тому же, её плохо прикрытая критика, во многом резонна. Я буквально выбросил в толпу все привычные для этого мира рычаги управления — городские палаты мне толком не подчинятся, сила боевых магов из семейных военных корпораций в лице Собрания Великих Семей тоже. Ведь их теперь возглавляю не я. И даже местное основное средство производства, земля, тоже мной распродана.
И сейчас, то ли после того как я пощупал Сердце бога, то ли просто поумнел, но я склонен был с ней согласиться. Я пытался провести реформы, но сделал это слишком резко, не обеспечив переходной период. У местных нет идеи, картинки любой формы республиканского правления. Они привыкли жить в размытом правовом поле где общность интересов среди разных групп часто временна, а часто её нет. Они как реликты архаики в моем мире, опираются на семьи и тесно спаянные опять же родственными и общим хозяйством сообщества. А все вокруг априори воспринимается как враждебное. Только в моем мире условный враг, который хочет всех убить и изнасиловать государство, то тут такой враг буквально за забором. Противостояние всех против всех, постоянная готовность к насилию — даже не обязательно из-за глобальных разногласий, как у крестьян и крупных землевладельцев-аристократов, а даже одних и тех ремесленников, но из разных гильдий. Единственное, что их бы могло объединить, так это общая опасность. Без неё они они превратятся в пауков в банке. Им нужен самый страшных и большой паук, такой как мой отец, которому бы скармливались соперники. Это была простая и понятная система. Даже если тебе лично вдруг не повезло, и ты пойдешь на корм паука следующим— ты знал правила игры, вини только себя.
И я в эту сложную систему сдержек и противовесов влез как обезьяна, одновременно выдернув сосредоточие формальной власти в своем лице, а потом могучим пинком добавил Парламент, чьи функции непонятны до конца даже мне. Зато, на обе эти вещи бедняки возложили все свои надежды, как это часто бывает у обездоленных. Ведь для них единственный шанс изменить судьбу, только когда приходит нечто новое.
И сейчас Серебряная палата мешает всем. Думаю, крах моего протопарламента неизбежен. Странно, почему я не видел этого раньше?
— Скоро в Караэне польется кровь, — задумчиво сказал я. — Если уже не пролилась. Я дал возможности слишком многим. И слишком многим это не нравится. И у тех, кому это не нравится, слишком много возможностей.
Адель глянула на меня. Жестом отослала фрейлин и служанок. Я подождал, пока вся эта толпа не соберется и не уйдет. Только когда за Лансом закрылась дверь, я продолжил.
— Это будет война всех, против всех, ведь я дал иллюзию, что можно получить все, — потер переносицу. На меня внезапно надавил груз ответственности.