Родя в смущении замотал своим голым прутом и склонил голову набок. Вернуться домой, конечно, хорошо, но тайна, удивительный запах, который, кажется, никто, кроме него, не чует… А вдруг ему предстоит великое открытие? Бесценный клад? Власть над всей Хундарикой? Вот уж он тогда покажет соседскому овчару Зольду, который тоже дразнил его лягавым!
— Конечно, узнать тайну! — наконец, коротко пролаял он и даже встал в стойку, демонстрируя готовность ко всему на свете.
— А если вы такой мудрый, то вдруг можете помочь Родьке раскрыть тайну этой никому не нужной ямки? — снова влезла в мужской разговор настырная Ежевика. — А сначала вы, может быть, раскроете нам тайну того, кто же это тащил меня во рту и что за чепуху он говорил Родьке.
Алекс Мудрый заколыхался от смеха всем своим огромным телом.
— Да, я открою вам эту тайну, малышка. Вам повстречалась русская борзая — собака удивительная. Она предназначена для бега, потому что у нее сильные длинные ноги, великолепные легкие, острое зрение. Вся ее жизнь — в охоте. Без охоты собаки равнодушнее борзой вы ни за что не найдете во всей Хундарике.
— Равнодушнее! Ничего себе, равнодушнее. Чего ж она тогда так ругалась? — возмутился Родя.
— Вы испортили ей охоту — за это можно было поплатиться и жизнью. Борзая, одна из немногих собак, которая может справиться даже с волком.
— Ого! С волком! — притих Родя.
— И все-таки, чего она говорила-то? — не унималась Ёжка.
— О, у борзых свой, особенный язык. Его понимают только посвященные. Они все говорят по-своему. У них даже хвост — не хвост, а прави́ло, морда — не морда, а щипец, глаз — не глаз, а зазор.
— Подумаешь, у меня тоже не хвост, а перо! — влез Родя.
— У тебя пока еще прутик, — сердито оборвал его Алекс. — Ну, и все вокруг у них называется по-другому: звери, леса, движения. Понимают их только сородичи — афганские и арабские борзые, салюки, тазы, грейхаунды. И еще, как ни странно — крошечные левретки.
Родя почесал морду. Эх, как много — и не запомнишь. То ли дело мы, сеттера: всех нас только трое, ирландские, английские да шотландские. А тут…
— Ага! Значит, она нам сказала… Она сказала… — забормотала Ёжа.
— А сказала она вот что: «Преследую я зверя, едва не касаясь его мордой, кончиком носа уже достаю до зайцева хвоста. Я собака опытная, ловила даже тех лисиц, что скрываются в еловых лесах, а уж такого молодого зайчишку, который только осенью родился, и подавно поймала бы. А ты, дурак, неповоротливый в работе пес, все испортил!»
Родя и Ёжа задумались. Здорово, значит, свой собственный язык иметь! Как бы и самим такой придумать!
И, словно читая их простенькие щенячьи мысли, Алекс добавил:
— Но есть и общий для всех собак язык. Он не сложный, вы сейчас сразу все и запомните. Шерш — ищи, куш или, как теперь модней говорить, даун — лежать, тубо — нельзя, апорт — принеси. Запомнили? Ну, и хватит на первый раз. А сейчас побалуйте-ка меня, старика, поймайте мне мышей с десяточек, ведь мышь для нашего брата собаки — просто витаминная бомба. А я заодно посмотрю, чему успел научить вас старина Буран.
Глава восьмая
Зловещие хердеры
Родя и Ёжа справились с задачей совсем неплохо, чему очень помогли удивительный нюх первого и трудолюбие второй.
Все трое уже весело обедали на свежей травке, как Родя вдруг забеспокоился.
— Но как же я открою тайну, когда там теперь охрана будет стоять?
Алекс Мудрый спокойно проглотил последнюю мышку.
— Путь к тайне никогда не бывает явным, — наконец, мудро произнес он. — Чтобы разгадать ее, тебе придется для начала семь раз одержать победу над самим собой.
— Как это — над самим собой? — не поверил даже своим длинным, шелковым, золотым ушам Родя. Поймать добычу, не послушаться родителей, подраться с врагом — это понятно, но как же драться с самим собой?!
— В этом-то и вся штука. Впрочем, одну победу уже можешь на свой счет записать.
— Это когда мы с ним обдурили Бурана и стражников? — блеснула глазами-бусинами Ежевика.
— Нет, когда Рёдмиран Ибсен, дрожа от страха перед неизвестным зверем, все-таки впился ему в ляжку. И этим он победил в себе страх. Страх — это первый наш враг. А впереди еще жадность, глупость, обидчивость, ложь, лень… Эх, кутёнок! — И Алекс, потянув к себе рыжее Родькино ухо, ласково пожевал его. — Учись, пока хвост прутом.
Родя даже зажмурился от удовольствия. Но вдруг даже сквозь эту блаженную ласку, которой Родя не видел от родителей уже несколько месяцев, он учуял, что в воздухе повисло что-то неприятное. Он глухо, почти неслышно, заворчал.