Альберт был сотрудником Боцмана, такого же крепкого и ловкого парня, как Купец. Сегодня масло досталось самому Альберту, и никто не имел права отобрать у него масло. Все в детдоме знали Боцмана как профессионального вора, совершившего десятки краж за время пребывания в детдоме. Боцман имел комплекцию вышибалы, поэтому никто из кочетов не посмел отобрать масло у Альберта.
Не расстраивайся, Галич, - сказал Мишка.
Я дам тебе половину своего масла.
И я поделюсь.
Альберт отделил половину масла от своего куска, и намазал на кусок хлеба Карату.
Тебе хорошо, Кузнец, - Галич досадно вздохнул. - У тебя Купец не всегда забирает масло и котлеты. Жалеет он тебя, видимо. А нам с Каратом не везет. Мы котлеты уже полгода не ели, все время отбирают эти прожорливые кочеты.
Когда-нибудь придет и наше время, - улыбнулся Карат, представив себя взрослым. – Когда я буду кочетом, у меня тоже будет сотрудник. И я каждый день буду давать ему крепких пинков.
Кузнец согласился со своим другом и тоже высказался:
А я у своего шкета стану отбирать всю вкусную жратву. Буду есть по две пайки.
Альберт откусил кусок хлеба, масло на котором было почти незаметно, отпил глоток чаю.
А у меня сотрудника не будет, - сказал он. - Наверное, я буду жалеть шкетов. Они же ни в чем не виноваты.
Чего их жалеть? – возразил Галич, склонив свою маленькую русую голову. – Нас кочеты не жалеют, и мы не будем жалеть.
Мишка Кузнецов доел кашу, отпил чаю, слушая их.
Кочеты нас не жалеют потому, - сказал он, - что они сами, когда-то были шкетами, отдавали жратву тем кочетам, которые давно уже ушли из детдома.
Заметив, что они болтают, к столику подошла молодая воспитательница, худая как сушеная вобла.
За столом не разговаривать, - сказала она.
Завтракайте побыстрее, пора собираться в школу.
Позавтракав, они вышли из столовой, направились в женский корпус, где на втором этаже в специальной комнате переодевались в школьную форму - шерстяной костюмчик не первой свежести, белую рубашку и ботинки. Переодевшись под надзором той же воспитательницы, они взяли портфели и отправились в школу, которая находилась в трехстах метрах от детдома. Они шли без сопровождения воспитателей.
На пешеходной дорожке были лужи, в них отражалось весеннее солнце. Альберт старательно обходил лужи, боясь замочить ботинки, а его дружок Галич шлепал прямо по лужам и радовался этому. Альберт неравнодушно сказал ему:
И охота тебе слушать, как рычит Кобра.
Почему она должна рычать на меня? – спросил Галич.
Ты же придешь в детдом с мокрыми ботинками. Она заметит это. И поймаешь ты от Кобры звонкую оплеуху.
Улыбнувшись, Галич махнул рукой.
Пока сижу на уроках, высохнут.
Перед входом в школу Альберт встретил родительского парня, который два дня назад обозвал его обезьяной. Родительскими - детдомовцы называли тех ребят, которые имели родителей и жили в этом городе. Учились и детдомовцы, и родительские в одной школе. Этот родительский паренек был сверстником Альберта, учился с ним в одном классе. Альберт загородил ему дорогу. Зло спросил:
Ты почему дразнишься, сопляк?
Ты сам дразнишься на уроках, - ответил родительский.
Это я то дразнюсь? – вспылил Альберт. – На, получи!
И он ударил родительского парня в грудь.
Все мальчишки в классе побаивались Альберта, считали его самым смелым и сильным. Но Альберт был не сильнее остальных. Он был беспредельно храбр, и храбростью своей наводил страх на сверстников.
Получив вдобавок по затылку, родительский паренек забежал в школу. Стоявший рядом Галич огорченно сказал:
Надо было ему в «пятак» врезать! Меня тоже он все время называет обезьяной.
В следующий раз получит в «пятак».
И Альберт подобрал с земли портфель. Направились с Галичем в класс. В классе, как всегда, было шумно. Тридцать мальчишек и девчонок беспечно кричали и запускали бумажные самолетики. На доске была нарисована кривая рожица.
Прозвенел звонок. В класс вошла молодая учительница. Все ученики дружно встали за партами. Родительский паренек, которого обидел Альберт, неожиданно заплакал.
Что случилось? – спросила невысокая большеглазая учительница. – Почему ты плачешь?
Паренек показал на Альберта пальцем, промямлил:
Чайка меня набил.
Чайка, - учительница взглянула на Альберта. – Ты бил его?
Смутившись, Альберт пожал плечами.
Разок ударил тихонечко.
Дерзкий мальчишка! – вскричала учительница. – Быстро в угол! Остальные можете садиться.
Все ученики сели за парты. Альберт прошел в угол, встал, повернувшись к классу. Галич жестами показывал ему, что надо было в «пятак» дать родительскому, подставляя кулак к своему носу. Альберт кивал головой, соглашаясь.
Учительница обернулась к нему и сказала:
Повернись к стене! Незачем смотреть на класс.
Альберт повернулся, постоял минут пять, и вдруг сел на пол, сложив руки на коленях. Видя его сидящим, ребята в классе рассмеялись. Объяснявшая урок учительница, снова обернулась к Альберту и ужаснулась.
Чайка! Ты что позволяешь себе? Выйди из класса!
Но Альберт продолжал сидеть, улыбчиво проговорил:
Я не могу встать. Устал, ноги подкашиваются.
Учительница вскочила со стула, ухватила Альберта за ухо и выпроводила из класса. Раздраженная, она захлопнула за ним дверь и успокоила смеющихся учеников.
Альберт вышел из школы, на крыльце стал поджидать своих дружков Галича и Карата, оставшихся в классе. Когда прозвенел звонок на перемену, дружки вышли к нему, вместе направились в школьный садик, где уже расцвели деревья и кусты. Укрывшись за кустами, Альберт хлопнул Карата по карману брюк.
Где курево?
Здесь, - Карат расстегнул пиджак и вынул из-за поясного ремня брюк помятую пачку «Севера». – Три штуки осталось. Каждому по штуке.
Они сунули в рот папиросы, Карат зажег спичку, дал прикурить. Курили неумело, глубоко затягивались, закатывали глаза от удовольствия. А Галич даже не научился курить взатяжку.
Может, уйдем с уроков, - предложил Альберт. – В кинотеатре фильм хороший.
Где деньги возьмем на билеты? – спросил Галич.
Альберт деловито выбросил папиросу.
Пройдем без билетов. Я знаю лазейку с заднего хода.
Договорившись, друзья пошли в школу за портфелями. Вынесли их в школьный садик спрятали в кустах. Направились в кинотеатр. Альберт провел друзей через запасной ход, ведущий на чердак. Распугав на чердаке всех голубей, они спустились в зал через сцену. Из-за экрана, который уже светился титрами, их не было видно зрителям, сидящим в зале.
Может, не пойдем в зал, посмотрим здесь, - сказал Карат.
Здесь плохо видно, и буквы все наоборот.
Альберт сбоку отодвинул полотно экрана, и со сцены увидел полный зал зрителей, сидящих в темноте. Луч проектора слепил прямо в глаза.
Выходите за мной! – скомандовал он и пробежал со сцены в зал. Карат с Галичем последовали за ним, уселись в первом ряду, где было три свободных места.
Старик, сидевший рядом с ними, удивился:
Откуда вы взялись, ребята?
Тихо, дедушка! – шепнул Альберт. – Если контролерша заметит, она выведет нас из зала.
Понятно, - улыбнулся старик. - Детдомовцы?
Он угостил их леденцами, которые сосал сам.
ГЛАВА 22
В детдом к Альберту приехала Светлана Андреевна с мужем, бывшим полковником Сергеем Николаевичем, который уже оставил военную службу. Сергей Николаевич был одет в черный костюм с галстуком, а его супруга – в ярко-голубое платье. Светлана Андреевна любила голубые наряды, которые великолепно сочетались с ее белыми пышными волосами и смотрелись на ней превосходно, особенно в солнечные дни, как сегодня. Приехали они на новеньком «Москвиче», который купили месяц назад.
Во дворе детдома на футбольном поле ребятишки гоняли мяч. Сергей Николаевич подошел ближе, подозвал одного.