ГЛАВА 23
Мужчина, в форме штурмана Американского флота, и молодая красивая женщина под вечер вошли на ярко освещенную территорию ленинградского порта. Прошли мимо снующих с пустыми поддонами электрокар, мимо портовых докеров, осторожно скатывающих из кузова машины большую бочку, мимо симпатичного тальмана, который записывал в блокнотик грузы и одновременно кричал что-то усатому матросу на французском судне. Наконец, эти двое – мужчина в форме штурмана и женщина – подошли к большому сухогрузу, на мачте которого, не смотря на поздний час, под легким ветром развивался американский флаг. У трапа их встретил вахтенный – толстый хмурый матрос. Советского пограничника у трапа не было, вероятно, потому, что это судно уже третий месяц стояло на ремонте, крепко ошвартованным к бетонной стенке. Подойдя к вахтенному, штурман что-то сказал на английском языке, дружески хлопнул его по плечу, вынул из кармана значок с изображением Ленина, протянул толстому матросу. Матрос благодарно улыбнулся, осветил значок карманным фонариком и одобрительно кивнул.
Thank you!
Don,t mention it, - ответил штурман, пропуская женщину вперед по трапу.
Каюта, в которую вошли штурман и молодая красотка, была уютная. У стены стоял широкий диван, накрытый покрывалом с лебедями, у окна – письменный стол, цветной телевизор. На полу был разостлан мягкий ковер.
Это есть моя берлога! – сказал американец ломаным русским языком. Он был красив, строен, коротко подстрижен, носил мягкие густые усы.
Ничего себе берлога!
Катерина разглядывала бар с зеркалами и винами, врезанный в стену каюты.
Похож я на сибирский медведь? – улыбнулся американец.
Не ломай язык. Ты же прекрасно говоришь по-русски. Даже официантка в кабаке приняла тебя за русского. Кстати, где ты научился так чисто говорить?
О! Я обучался с детства. У меня был хороший преподаватель русского языка.
Катерина плавно опустила длинные ресницы.
Ах, мне бы такую комнатку на земле!
Американец восторгался ее красотой, особенно ему нравились голубые глаза Катерины и плавное движение ресниц. Катерина обвораживала его. Он помог ей снять шубку, повесил в гардероб.
Спасибо, Жора! – она улыбнулась алыми губами.
Я не Жора, я Джордж.
Какая разница, - усмехнулась Катя. – Для меня ты просто Жора.
Закрыв на ключ дверь каюты, Джордж достал из бара бутылку виски и бутылку слабого вина «Командор», поставил на стол. Выложил из кармана пачку сигарет, предложил закурить Катерине.
С удовольствием! – она взяла сигарету.
Американец щелкнул зажигалкой. Прикурив, Катерина сладко втянула в себя сигаретный дым, выпустила в лицо Джорджа. Выпили запашистого «Командора».
Хорошо вы живете, американцы, - Катерина повертела в руке пустой бокал. – Богатая страна. Жора, у тебя есть машина?
Есть. Две.
Счастливчик! И дом хороший?
Дом в Калифорнии. Есть вилла на морском берегу. Я имею работу, второй помощник капитана. Есть работа – есть благополучие.
Катя смотрела на его красивое лицо и в душе питала к нему отвращение. Он был счастлив в своей Америке; имел виллу, автомобили, а она, ставшая в пятнадцать лет проституткой, не имела ничего и была несчастлива. За годы распутной жизни ей порядком надоели кабаки, интуристовские гостиницы, физические унижения, частые приводы в милицию, где с ней уже были хорошо знакомы, и знали ее бульварное прозвище – Белка.
Разобрав широкую постель, Джордж разделся, сел в кресло.
Выключи свет, - сказала она. - Я стыжусь при свете.
У тебя прекрасная фигура! Я хочу видеть твое тело.
Она сама щелкнула выключателем, в темноте разделась, легла в мягкую постель. Джордж докуривал сигарету в кресле.
«Лучше бы он оставался в кресле до утра. Не могу больше так жить. Что-то мешает мне, что-то отталкивает от этих мерзостей. Поистине, отвращение познаешь, когда вдоволь пересытишься. Блудная я!».
Джордж встал на колени перед ней, на мягкий ковер, жадно стал целовать ее тело, губы, щеки, обдавая лицо теплым неприятным перегаром. Катю раздражала любовная прелюдия. Все это, давно и много раз испытанное, было противно ей. Но она крепилась, помня, что это ее работа и за эту работу она получает валюту. И она старалась быть милее с ним, но не выносимый запах перегара был неприятен ей. Она отвернула лицо. Американец не понимал, что истасканной проститутке противна его физиономия, она не нуждается в любовной прелюдии и не испытывает уже того блаженства, которое испытывала в юности. Ей нужны были лишь деньги за покорность, и затем – сон, спокойный сон до утра.
Крепко поцеловав ее в губы, Джордж поднялся с ковра, лег в постель.
_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _
В каюте тускло горел ночник, едва заметны были их обнаженные тела. Стало невыносимо жарко. Не вставая с постели, Джордж протянул руку к выключателю электрогрелок, щелкнул тумблером, утомленно откинулся на подушку. Катя лежала с закрытыми глазами, совершенно не думая о том, что произошло, и была рада, что Джордж, наконец, отвязался от нее.
Мне кажется, ты жалеешь, что пришла сюда.
Катя задумчиво смотрела в потолок.
Теперь поздно жалеть. Жалею, что пришла к кому-то в первый раз, совсем девчонкой.
Давно это было?
Лет десять назад. Глупая была.
В юном возрасте все мы глупые. Не поздно еще бросить это занятие, уехать в другой город и там встретить хорошего мужчину. Ты же красавица!
Жалеешь?
Джордж провел рукой по ее пышным взъерошенным волосам, сухими губами коснулся ее горячей щеки.
Тебя – жалею, - сказал он. – Чувствую, в тебе кончился порох любви, пора на покой. Ты ведешь себя иначе, чем другие проститутки. Брось это занятие. Затянешь – потеряешь все: и молодость, и семью, и детей.
Может, ты женился бы на мне?
На тебе?.. Во-первых, я женат. Во-вторых, ты слишком легкомысленная. А мы, американцы, люди расчетливые, даже в семейной жизни.
Катя задумалась: «Значит, я уже некуда негодная, бросить, что ли, все? Уехать куда-нибудь…».
У тебя есть мать с отцом? – спросил Джордж.
Есть. Под Новгородом живут, в деревне.
Они знают, чем ты занимаешься?
Не дай Бог!
Ехала бы ты, Катюша, в родную деревню, жила бы там.
В деревню? Жора, ты не представляешь, что такое деревня.
Представляю. Бывал раз в русской деревне под Архангельском. Знаю, там грязь, адский труд. Но без труда не сделаешь счастья.
Скрипели портовые краны, но они не тревожили Катерину. Вся ее шумная жизнь была где-то далеко, за бортом судна – там, где эти скрипучие краны, а сама она, измученная, истасканная, лежала здесь в тихой, освещенной тусклым светом каюте, и думала о завтрашнем дне жизни.
Жора, я привыкла к городу. Если случится, что брошу все - останусь в городе. Пойду работать водителем трамвая. Жора, - она усмехнулась. – У меня же права есть. Училась когда-то…
А в Америке с твоей внешностью можно сделать бизнес без физического труда. Три года службы в Лос-Анджелесе в фирме «Romantic season» - и у тебя будет дом, автомобиль.
Америка не для меня. Я россиянка. Здесь все родное мне: и небо, и березы, и даже кабаки. За границей, без России, я сдохну от тоски.
Катерина чуть приподнялась в постели, рукой отбросила прилипшие к щекам волосы, закрыла ладонью глаза, задумалась. А Джордж с восторгом смотрел на ее груди, еще крепко-полные, очаровательно и тяжело клонившиеся вниз; смотрел на ее упругое белое тело с нежной и удивительно гладкой кожей.
Мне почему-то хорошо с тобой, - улыбнулась она. – А сразу ты мне не понравился…
Я чувствовал это. Женщина нуждается не только в сексуальной близости, но и в духовной – особенно страшно замученные любовью проститутки.
О-о! Ты великолепный психолог.
Ну что ты! Какой я психолог? Просто пытаюсь всегда понять человека.
Она наклонилась к нему, поцеловала в губы.
Будем спать?