— Я наблюдал за ней в течение некоторого времени, собирая все, что мог, чтобы привести ее к вам. Она более одарена, чем я или любой другой Ночной Странник, ваше величество. Она может войти в сознание, — сказал он прямо, как будто передавая военную информацию.
Это сделало Фейт больно. Она не могла смотреть на него, все что она могла видеть, — это месяцы лжи и обмана. Каждое чувство было таким реальным для нее, в то время как для него это была всего лишь ловушка и игра. Вместо этого она сосредоточила свой взгляд на короле, чьи глаза немного расширились в замешательстве.
Он сделал осторожный шаг к ней, оценивая ее с ног до головы и заставляя ее чувствовать себя ужасно беззащитной.
— Какая интересная выдалась ночка, — усмехнулся он, хотя в этом не было настоящего юмора. — Человек с более могущественными способностями, чем у тебя, говоришь? Он бросил взгляд на Ника, который ничего не сказал.
— А твои друзья?
— Только я, — быстро сказала Фэйт.
— Что еще ты знаешь, Никалиас?
Ей пришлось на мгновение закрыть глаза, чтобы собраться с духом.
Ник наклонил голову.
— Фэйт Аклин. Мать — человек, мертва. Отец — неизвестен. Она живет простой жизнью в Фаррохолде, хотя ее мастерство владения мечом весьма впечатляет. Никакого криминального или насильственного прошлого. Ее способность — аномалия без каких-либо указаний на то, откуда она взялась. — Его голос был ровным.
Она набралась храбрости поднять глаза, но он уже был сосредоточен на ней. Гнев и разбитое сердце боролись за то, чтобы быть ее главными эмоциями, но в конце концов боль взяла верх. В нем не было ни намека на доброту, ни малейшего признака раскаяния. Он говорил о ней так, как будто она была не более чем редкой находкой — предметом, — излагая королю краткое описание ее жизни.
Фэйт недоверчиво покачала головой и перевела взгляд на короля.
— Теперь ты знаешь все, — спокойно сказала она, а затем уверенно выпрямилась. — Мои друзья не играли добровольной роли ни в чем из этого; я использовал их благодаря своим способностям. Они были невольными свидетелями моего плана попасть сюда. Они невиновны.
Король удивленно приподнял бровь, услышав ее признание.
— И в чем именно состоял твой план?
— Чтобы отомстить за мою мать. Ты приказал казнить ее, — легко солгала она.
— Фэйт, нет… — раздался сзади голос Джейкона, и ей потребовалось все ее силы, чтобы не повернуться к нему, когда она услышала, как он борется с охранниками.
— Их разум не полностью принадлежит им, — сказала Фэйт, отвергая просьбу Джейкона.
— Звучит как отчаянная надежда глупой девушки спасти своих друзей.
Ноздри Фэйт раздулись.
— Я думаю, что мы все видели степень моих возможностей. — Она злобно улыбнулась капитану, чье лицо исказилось от дикой ярости.
Король тоже посмотрел на него.
— Действительно, — протянул он, поднимаясь обратно на помост и наконец занимая место на своем величественном троне. Он оперся локтем на подлокотник кресла, чтобы подпереть свой сильный, вздернутый подбородок, размышляя о ее судьбе.
— Итак, что же с тобой делать? Мы не знаем, на что ты способна, если тебя не проверить, не обучить… — Он бросил еще один взгляд на капитана Вариса, который восстановил самообладание и стоял мертвенно-бледный, ожидая призыва покончить с ее жизнью. — Мощный дар, конечно, заставляющий поставить фейри на колени и все остальное, что ты вложила в его разум. — Лицо капитана исказилось от унижения. — Ты представляешь угрозу для всех нас.
— Ты можешь делать со мной все, что захочешь, если отпустишь их.
Король фыркнул от смеха.
— Благородно с твоей стороны. — Он глубоко вздохнул, как будто только сейчас почувствовал, что ему все это наскучило. — Отведите их всех в камеры. Фэйт держите отдельно, — сказал он, пренебрежительно махнув рукой.
Фэйт могла бы разрыдаться от поражения. Он не послушал бы ее, и они все умерли бы здесь, в этом замке. Она не сопротивлялась, когда ее друзей подняли на ноги и всех их вывели из зала. Она осмелилась в последний раз взглянуть на Ника, но он так и не встретился с ней взглядом. Проклятый бесхребетный трус! Она хотела прокричать ему эти слова, но Фэйт слишком устала. Она потерпела неудачу, и ее друзья заплатят за это высшую цену. Больше не было карт для игры; не было спасительной благодати. Она впала в глубокую яму отчаяния и позволила своей надежде сойти на нет.
ГЛАВА 49