В нескольких словах м-р Черри объяснил Тому степень родства между ним и раджой.
Завещание последнего было самое простое. За исключением некоторых сумм, которые он завещал своим приближенным, в том числе и самому м-ру Черри, все остальное состояние без всяких ограничений переходило к Томасу Грегори, сыну его двоюродной сестры.
— Из того, что есть еще письмо, которое я должен передать вам в собственные руки, я заключаю, что ваш родственник назначил вас своим преемником. Так как Гумилькунд уже несколько лет состоит под покровительством Англии, то в это дело может вмешаться Компания. Вы хорошо сделаете, если снесетесь с губернатором. Говорят, что лорд Дальхаузи питает особенную симпатию к Гумилькунду. Увидим.
— Какова бы ни была ответственность, которая ложится на меня, я не намерен избегать ее.
— Очень хорошо. Но прежде всего — терпение: не следует торопиться. Пока же я сообщу вам, что у умершего и в Англии есть значительное состояние, так как он посылал нам для вложений немалые суммы. Таким образом, в наших руках находится значительное состояние, которым вы можете располагать с сегодняшнего дня.
Адвокат остановился и кашлянул. Наступил ответственный момент, и старик хотел приступить к делу с подобающей важностью.
— Вы хотите еще что-то сказать мне? — спросил Том.
— Да, — торжественно ответил м-р Черри. — Всякое завещание, как я уже заявлял несколько раз, есть документ общественной важности. Закон должен обеспечивать его исполнение. Но могут быть намерения, желания, которые не считают благоразумным включать в завещание. Тогда их излагают в иной форме, доверяя наследнику их исполнение. Я думаю, именно так и поступил правитель Гумилькунда. В пакете с завещанием я нашел письмо.
— Как странно! — воскликнул Том. — Именно на это я и надеялся.
— Возьмите его с собой и прочтите на досуге. Но прежде выслушайте меня. Каково бы ни было содержание письма, оно не налагает на вас никаких обязательств перед законом. Вы постараетесь, само собой разумеется, выполнить волю умершего. Но я не могу советовать вам придерживаться буквы. Хотя двоюродный брат вашей матушки и был англичанином по происхождению, но во всем остальном он был азиат.
— Он был магометанином?
— Нет, и не буддистом, но и не христианином. Он, кажется, не имел никакой определенной религии… В последнюю минуту, однако, кто знает?.. Я хочу сказать только, что симпатии его были скорее на стороне Азии, чем Европы. Раджа был одним из величайших ученых нашего времени и знал в совершенстве языки персидский и санскрит. Он изучил Веды и Зендавесту, уж не говоря об индийских поэмах и буддийской литературе. И притом он был прелестнейший человек… утонченно вежливый. Иногда я думаю, что если бы не исходившее от этого человека обаяние, я бы энергичнее говорил ему об Истине… Теперь уж случай потерян. Простите разболтавшегося старика… Вам хочется поскорее остаться наедине с этими бумагами.
— Я просмотрю их дома. Премного благодарен. Я опять приду к вам, прочтя их, или, быть может, вы сами зайдете к нам поговорить о радже. Я готов постоянно слушать рассказы о нем.
«У молодого человека их тип, их манеры, — думал старый адвокат после ухода Тома. — Откуда у него это? Странная вещь наследственность, весьма странная!»
День клонился к вечеру, когда молодой наследник вернулся в коттедж. Матери, к счастью, не было дома. Он побежал к себе в комнату, запер дверь и с бьющимся сердцем, весь дрожа от волнения, вскрыл конверт. Когда была сломана последняя печать, юноша оглянулся и прошептал:
— Здесь как будто кто-то есть.
А между тем он хорошо знал, что совершенно один в комнате.
— Опять Галлюцинация, как прошлой ночью. Если это будет продолжаться, я сойду с ума.
Молодой человек побежал к окну, распахнул ставни. В саду, полном цветов и залитом закатным светом, не было ни души, в нем царила тишина.
Том, упрекая себя в ребячестве, снова взял письмо. Конверт раскрылся, и показалось несколько листов бумаги, исписанных очень мелким почерком. Сердце юноши билось, как молот в кузнице. Что узнает он сейчас? Он взял первый лист и, к своему великому разочарованию, не мог разобрать ни слова. На следующих — то же самое. Наконец в самом низу ему попалось нечто вроде толстой тетради маленького формата, листы которой были склеены между собой по обрезу. Юный наследник собирался раскрыть ее, когда увидал на обертке слова, написанные очень мелко, но по-английски: «Если вы не чувствуете себя способным на решение, требующее силы характера, не открывайте».