— Кто там? — спросила она.
— Хусани! Они, стало быть, не убили его! Грэс, можно ему войти?
Мальчик приподнял полог, и Хусани, раскрасневшийся от счастья, вошел, наклонив голову и сложив руки в знак почтения.
— Добрый Хусани! Я уже не думала увидеть вас в живых. Вы благополучно доставили других в Гумилькунд?
— Да, мисс-саиб, но в тот же самый день мы отправились в форт.
— В форт? Ах да, в форт Дост-Али-Хана, куда меня отвезли. Но меня уже там не было…
— Возблагодарим за то Высшего Духа, — сказал индус. — Форт разрушен. Дост-Али-Хан погиб, как дикий зверь в своем логовище. Женщина, которую звали Белой принцессой, убита…
Грэс закрыла лицо руками. Когда девушка отняла их, она была страшно бледна.
— Вивиан умерла? Господи, сжалься над нею! Все к лучшему. Помните, Хусани, что это тайна между вами, мною и раджой. Пусть все думают, что она была пленницей. Завтра мы еще увидимся с вами.
Раджа подробно расспросил Хусани, о чем с ним говорила Грэс. Потом к ним присоединился Баль-Нарин. Прибыл гонец с известием о важной победе, одержанной войсками гурка, следствием которой было полное замирение всей области между царством Уад и границами Непала. Торжествующий Гамбие-Синг приглашал раджу навестить его в лагере близ Каунпора, откуда обещал дать ему конвой, чтобы проводить до Гумилькунда, так как местность, по которой предстояло идти, не была еще вполне безопасной. Дели тем временем был взят приступом англичанами, но крепость Лукно еще находилась в руках бунтовщиков.
После последней остановки в Тераи маленький караван вступил в обширную земледельческую область Северного Индостана, занятую англичанами и гурка. Молодой раджа, путешествовавший в индусском костюме, но уже не скрывавший своего европейского происхождения, покорял все сердца своим достоинством и приветливостью. Еще до сих пор многие из местных обитателей верят, что в нем было что-то сверхъестественное. Он сделал небольшой круг, чтобы посетить Гамбие-Синга, встретившего его чрезвычайно приветливо. Баль-Нарин получил награду, которую принял скромно, говоря, что служил только орудием в руках богов и демонов, покровительствовавших радже. Наконец, по желанию Гамбие-Синга, его представили Грэс, которая трогательно благодарила за помощь в поисках.
В этот день девушка чувствовала себя лучше, а надежда на скорое свидание с родными, хотя и не рассеявшая вполне облака печали на лице хрупкой англичанки, придавала ему необыкновенно трогательное выражение. Ее нежная красота, приятный голос, чудный цвет лица произвели неизгладимое впечатление на молодого офицера.
Смуглое лицо Гамбие-Синга светилось необычайным энтузиазмом, когда он выходил вместе со своим другом раджой из палатки Грэс.
— Несколько дней тому назад я не мог понять вас, брат, — сказал он, пожимая руку Тома. — Теперь мне все ясно. Это прекрасная и благородная женщина. Ради нее с радостью можно пожертвовать жизнью! Сознание, что я содействовал ее спасению, будет для меня одним из лучших воспоминаний…
Помолчав, он прибавил задумчиво:
— Это у вас общий тип? Много у вас в Англии таких женщин?
— Много таких же прекрасных, честных и мужественных, но для меня, конечно, нет равной ей во всем свете…
— В таком случае я понимаю величие вашей нации, — заключил Гамбие-Синг.
XXXVI. Прибытие в Гумилькунд
Храбрая горсть гурка, получившая подкрепление от английских войск, должна была направиться к югу, чтобы отрезать отступление корпусу бунтовщиков, которые, избегнув сабель и ружей отряда Гавелока, искали убежища в горах. Но Гамбие-Синг не хотел отпустить друзей без достаточного конвоя и, кроме того, снабдил их всем, что могло способствовать их комфорту. Гонец привез подробности о взятии Дели: город был взят приступом, король пленен, войско рассеяно. Если восстание и не было еще подавлено вполне, то, во всяком случае, можно было ожидать развязки в непродолжительном времени.