Центром празднества была главная рыночная площадь. После нескольких минут наблюдения Том понял, что народ чествовал Раму, героя великого индусского эпоса. Со всех сторон слышалось его имя; вокруг площади с песнями двигалась процессия женщин, убранных гирляндами; мужчины в длинных белых одеждах, поднявшись на небольшие подмостки, декламировали отрывки из Рамаяны, а в балаганах, осаждаемых толпой любопытных, показывали изображения героя и его сподвижников.
Субдул привязал своего коня к дереву и смешался с толпой. Минуту спустя он вернулся к Тому сияющий.
— Аллах покровительствует моему господину! Мы приехали сюда в день, предзнаменующий хорошее: здесь празднуют возвращение в столицу Рамы после изгнания, продолжавшегося дважды семь лет. Покажитесь же им, господин.
Лошадь Тома все это время стояла в тени дерев неподвижно. Повинуясь своему господину, она тронулась и выступила из мрака в яркий свет. Эффект был неописуемый. Все взоры устремились на белого коня. На одно мгновение воцарилась полная тишина. Неожиданное явление испугало толпу: легко верящие в чудо, как все жители Востока, гумилькундцы сочли коня и всадника выходцами с того света. Взрыв восторга разогнал страх.
Как ветер, проносясь над нивой, клонит спелые колосья, так пронесшаяся молва заставила всех наклонить головы. Восклицания «Рама! Рама!» потрясли воздух. Деревья, балконы, подмостки в минуту покрылись людьми, жаждавшими видеть героя. А из задних рядов толпы поднялся призыв, заставивший сердце Тома сильно забиться:
— Раджа джи! Раджа джи!
Задние ряды теснили передние. Субдул с трудом сдерживал толпу, и, не будь лошадь Тома так умна и послушна, наверное случилось бы какое-нибудь несчастье. Но Королева Снегов шла или останавливалась, тряся гривой, и к Тому мало-помалу вернулось горделивое спокойствие. Крики усиливались, отдавались на площади, перекатывались по улицам, слышались с крыш домов.
— Раджа джи! Покровитель бедных! Друг города! Господин нашей жизни! Могила вернула его нам, мы уже не сироты. Биражэ Пирта Рай, наш государь и освободитель, вернулся!
Том хотел говорить, но шум был слишком велик. На середине площади толпа так стеснила его, что он вынужден был остановиться. Вдруг все замолкло, и один голос, будто голос герольда, провозгласил:
— Вишнугупта вышел из своего уединения. Пропустите жреца и пророка.
Толпа почтительно расступилась, и между двумя живыми стенами появилось странное существо — высокий худой мужчина, закутанный в длинное белое платье. Он держал серебряную клетку со сверкавшими, тлевшими головнями.
Отшельник остановился перед лошадью. Его появление и дым из клетки испугали даже Королеву Снегов — она поднялась на дыбы, но всадник крепко сидел в седле и успокоил лошадь лаской и словами.
Жрец заговорил потусторонним голосом:
— Я вышел из могилы, чтобы принять тебя. Кто ты? Откуда ты?
Ответ был быстрый и горделивый:
— Я приехал с островов среди моря, чтобы сделаться вашим раджой. Умершие повелители этого народа послали меня управлять им. Укажите мне дорогу во дворец: там я буду говорить.
Взрыв народной радости и крики восторга заглушили его слова.
— Наши глаза не обманули нас! Это голос нашего раджи! Он обещал вернуться. Он сдержал слово. Раджа джи! Раджа джи!
Слезы навернулись на глазах молодого человека, сердце его усиленно билось. О, если бы он мог обратиться с речью к этому стаду без пастыря, ради которого неожиданно почувствовал себя готовым на всякие жертвы! Странные и торжественные минуты он пережил вслед за этим… Голос толпы привлекал его, между тем как вдали, подобно неясному образу полузабытого сна, вставал Том Грегори, англичанин. Он чувствовал, что отныне принадлежит этому народу.
Медленно подвигаясь, жрец указывал ему дорогу. Юноша ехал между двумя стенами лиц немых, но полных надежды.
На северном конце площади возвышалось здание, выделявшееся среди прочих величиной и причудливой красотой. Стены были светло-желтого цвета, казавшегося при свете золотым, и весь фасад был украшен балконами, резьбой, резными башенками из блестящего металла. В каждой из этих башен помещалась лампа с сильным рефлектором, разливавшая мягкий свет на внутренние дворы.
Дойдя до ворот со сводом, Вишнугупта пробормотал обращение к богам. Из клетки, которую он нес, вырвалось белое пламя.
— Предзнаменование благоприятное, — радостно сказал отшельник. — Господин может войти без боязни: духи огня и воздуха его приветствуют. Его правление будет без пятна, потому что его душа чиста.
XVI. Известия из Меерута
Переступив вслед за жрецом и знатнейшими гражданами через порог дворца, молодой раджа очутился в одиночестве более полном, чем могила. В занятиях у него не было недостатка. Ему необходимо было ближе познакомиться с жизнью своей столицы. Подданные принимали юношу как близкого человека. Но Том переживал из-за того, что пришлось порвать с прежним существованием. До сих пор было что-то связывавшее с прошлым, и юноша мог кое с кем поговорить об Англии. Теперь его окружали исключительно индусы. Английский резидент был в отпуске. Сначала Том радовался этому одиночеству: он сознавал всю важность выпавшей на его долю задачи и готовился к выполнению ее, собрав всю энергию. Но после первых дней напряженной и неутомимой работы молодой человек почувствовал вокруг себя пустоту и необъяснимую усталость, не покидавшую его ни днем ни ночью. Во сне он видел себя в доме матери и просыпался грустный, со слезами на глазах.
Апрель подходил к концу. Продолжала стоять страшная жара, но молодой раджа не страдал от нее в больших мраморных залах дворца, освеженных проточной водой. Известия, получаемые им ежедневно, были самые утешительные. Туземные войска удалось убедить строгими мерами в безумстве восстания, а население, как ни враждебно оно было настроено, не могло сделать ничего без солдат.
Наступил май. Наследник раджи начинал надеяться, что фанатики покорились очевидности фактов и в своей мести достигли всего, на что были способны. Вдруг, как удар грома из безоблачного неба, пронеслась весть о восстании в Мееруте.
Многим еще памятно, какой ужас возбудило это известие, облетевшее все места жительства европейцев. Правда, давно уже носились слухи о предстоящем восстании, но всегда находился кто-нибудь, кто умел доказать, что нет никакого основания бояться туземных солдат или населения. Тем ужаснее было известие, но в тоже время начало было еще не так страшно в сравнении с тем, что готовилось в будущем. Мятежники были новичками в преступлении и боялись наказания. То была скорее стая обезумевших животных, чем армия победителей, которая бросилась в это достопамятное майское воскресенье из Меерута, объятого пламенем. Но это не было никому известно, видели лишь в продолжение последовавших дней необыкновенную отважность этой первой попытки. Европейцы ожидали каждую минуту известия о том, что восставшие были настигнуты и наказаны. Туземные солдаты и офицеры, поклявшиеся в верности в минуту неожиданного нападения, начали подымать головы. Старые английские офицеры вроде генерала Эльтона, который теперь далеко от Меерута объезжал пограничные области, кусали локти от бессильного гнева и спрашивали себя, о чем же думают там, так как оттуда не было никаких известий. Наконец пришла последняя депеша, отправленная из телеграфного бюро в Дели, в которой молодой служащий, чувствуя приближение вестников смерти, спокойно писал следующие слова, трагические по своей краткости: «Сипаи идут из Меерута, все сжигая. Принужден закрыть».