Когда он закончил трапезу, Том спросил его:
— Мой брат насытился?
— На сегодня. Завтра голод вернется.
— Возвращайтесь завтра и послезавтра сюда.
— Сколько дней простоит здесь ваша палатка?
— Три дня и три ночи. Потом я пойду к горам, в Непал. Быть может, в Кашмир. Но пока…
— Уходите сейчас же в горы или… станьте нашим! — сказал незнакомец, пристально глядя на Тома.
— Что вы хотите сказать?
— Я отвечу вопросом. Вы родом англичанин, но не любите свой народ?
В голосе словно бы слышалась угроза. Том изумился, но отвечал тотчас:
— Нет, люблю. К чему этот вопрос?
— К тому, что я хочу узнать… к тому, что вы — живая загадка. Вы одеваетесь по-нашему, понимаете наш язык, знаете обычаи. По лицу видно, что вы сочувствуете нам. Два раза в продолжение одного часа вы назвали меня братом, — меня, которого феринджи преследовали. Вот к чему!
— Я не чужой вашей стране. Высшее Существо, стоявшее недосягаемо высоко над вами и мною, предопределило мне принять дело, завещанное великим и добрым человеком, одним из ваших, отошедшим от нас. Он любил своих соотечественников, я уверен в этом, и я знакомлюсь с ними, чтобы в свою очередь полюбить их. Я зову вас братом потому, что мы оба созданы одним и тем же Великим Духом…
Брамин наклонил голову:
— И к Нему вернемся. Брат говорит, как мудрец.
И, не отвечая на приглашения Тома остаться или вернуться на следующий день, незваный гость удалился.
На другой день Том стал свидетелем странного происшествия. Задержавшись в лагере, он под вечер поехал в Дели и прямо направился на Чандни Чон — главную улицу города, намереваясь сделать кое-какие покупки. Сойдя с лошади и отдав повод бежавшему за ним сейку, молодой человек остановился. Перед ним тянулась по-своему красивая улица, по обе ее стороны высились деревья, а в центре струился канал проточной воды, рядом с которым разложили товары золотых дел мастера и торговцы редкостей. Был праздник, и по улицам двигалась пестрая толпа. Толстые магометане следили за Томом жадными взорами, и он уже приготовлялся стать их добычей, как вдруг услышал отчаянные крики. По улице мчался легкий английский экипаж, запряженный парой горячих пони, которыми правила дама. Под колеса экипажа попал человек с закутанными плотной тканью головой и плечами. Том бросился к нему, схватил и оттащил в сторону.
Над ним раздался звонкий голос:
— Это вы, м-р Грегори, странствующий рыцарь?
— Мисс Лей?.. Вивиан!
— Нет, м-с Донкастер.
— Извините, — я забыл, что вы вышли замуж.
— А вы зачем здесь? — спросила женщина, улыбаясь.
— Я путешествую.
М-с Донкастер, смеясь, отвернула хорошенькую головку.
— Кстати, где бедняк, которого я чуть было не задавила? Надо дать ему что-нибудь, чтоб вознаградить за перенесенный страх.
— О нет! — воскликнул Том, узнавший в нищем своего вчерашнего гостя. — Это не нищий.
— А я думала, что да. Впрочем, все эти индусы любят деньги. Возьми! Больше у меня нет с собой.
Последние слова она произнесла на местном языке, бросая бедняку рупию. Тот, пристально глядя на молодую женщину, отбросил монету ногой к группе полуголых нищих, бросившихся из-за добычи в драку. На шум прибежала полиция и стала награждать нарушителей спокойствия тумаками. Казалось, весь город поднялся на ноги.
— Вас окружат. Стешите своих пони и уезжайте скорей! — воскликнул Том.
— И не подумаю! Это меня забавляет, — ответила Вивиан.
Оскорбленный ею человек между тем встал и, плотно завернувшись в покрывало, гордо удалился, бросив на англичанку взор, полный ненависти и презрения.
— Мне еще не приходилось видеть такой прекрасный экземпляр. Кто он может быть? Как он меня ненавидит!
— Благоразумно ли возбуждать ненависть этих людей?
— Благоразумно или нет, но меня это забавляет… Однако лошади теряют терпение, а эти идиоты-сейки полумертвы от страха. Зайдите как-нибудь ко мне. Спросите в военном квартале капитана Донкастера 3-го полка, я познакомлю вас с мужем и моими змеями…
— С вашими змеями?
— Да, это презабавные игрушки. Я их привожу в оцепенение, а потом злю, и они свистят от бешенства. Особенно одна кобра великолепна, когда разозлится. Этот человек напомнил мне ее. До свидания!
Весь вечер Том не мог отогнать от себя воспоминания о молодой женщине, дав себе слово не видаться с ней, но чувствуя, что не сдержит его… Вдруг на освещенной площадке перед палаткой появилась тень вчерашнего посетителя.
— Привет брату! — сказал Том. — Пусть он войдет и отдохнет.
— Отдохнуть! — воскликнул брамин. — Отдых для людей, а я теперь только собака, пресмыкающееся, которого толкают ногой. Сжальтесь надо мной и убейте!
— Брат мой бредит! Усталость и нужда точат сердце. Подкрепившись едой и питьем, он найдет, что жизнь — драгоценное благо.
— Сегодня вряд ли ваше сиятельство думает, что говорит с мудрецом, — отвечал брамин с мрачной иронией. — Жизнь нехороша, она жестока. Взгляните на эти лохмотья, на мою худобу, на мои глаза, блестящие от голода… а меня воспитали как принца. Отец, лишенный своих наследников, усыновил меня. Я жил в его дворце, делил с ним кров и принимал участие в правлении. После его смерти ваши соотечественники не признали моих прав. Они провозгласили себя наследниками моего приемного отца. Но могут ли они быть наследниками? Могут ли они воздать его праху предписанные почести: устроить погребальное торжество, делать возлияния и приношения риса и платья, предназначенного для прикрытия зябнущей души, приносить дары священникам, чтобы искупить ее прегрешения?.. Они знают, что не могут исполнить всего этого, и пока я брожу бесприютным нищим, отец мой и его предки томятся в бездне с демонами и злыми духами.
Он замолк, задыхаясь. Жилы у него на лбу надулись, а по щекам катились горючие слезы.
Том не знал, что сказать.
Вдруг лицо несчастного преобразилось: он как будто вырос, и лохмотья его упали величественными складками.
— Я не говорю, что так будет вечно! Минута избавления приближается: она начертана на часах вечности. Господство чужеземцев погибнет в крови и огне…
— Вы сошли с ума! — воскликнул Том. — Замолчите!
Брамин бросил на него мрачный взгляд, но затем, опустив глаза, проговорил:
— Приютите меня… Дайте чего-нибудь поесть.
Позвали Ганеса. Брамин принимал все, что делалось для него, с покорностью ребенка. Когда наступила полная темнота, он встал.
— Саиб, вы спасли мне жизнь сегодня, и я не только не поблагодарил, но даже сердился на вас, так как решился умереть. Народ мой отомстил бы за меня. Теперь я передумал и благодарю вас. Быть может, наступит день, когда я буду в состоянии отплатить вам иначе. Пока же возьмите эту вещь и носите ее всегда при себе. В случае несчастья, если вам нужна будет помощь, покажите ее одному из наших и призовите того, кто теперь дает вам этот талисман. Прощайте!
Он исчез.
Том держал амулет в руке, — то был кусочек пергамента, покрытый непонятным письмом и привязанный к красному шнурку.
Скорее желая сократить воспоминание об этом происшествии, чем веря в действительность талисмана, он надел амулет на шею.
IX. Меерут и семейство Эльтон
Том приказал сниматься с места, но не объяснил никому, что побудило его принять такое решение. Рано утром караван отправился в путь. Молодой наследник в последний раз прошелся по городу и посетил могилу Гумаюна. Он вошел за укрепленную ограду, взобрался на обширную площадку, где возвышался дворец мертвых, вслушался в мертвую тишину возле веющих холодом мраморных гробниц императора и его семьи.
С высоты площадки юноша окинул взглядом зеленые поля, мирную реку, величественный минарет Джумна Мусид, купола мечети Жемчужина, красноватую ограду дворца Шах-Жехана, неясно вырисовывавшиеся в утреннем тумане, и весь обширный древний город индийских властителей, магометанских завоевателей. Этот город разоряли многочисленные восстания и завоевания, но он все еще сохранился…