- Пришлете, если получите мой приказ, - молвил Каргин и отключился. Хотя новости у Перфильева были плохие, его настроение вдруг поднялось. Он полез в сейф, вытащил картины и стал выкладывать разные мелочи, напевая: "Но задыхаясь, словно от гнева, объяснил толково я: главное, что у всех толчковая - левая, а у меня толчковая - правая!" Отец обожал песни Высоцкого. Каргин тоже.
За дверью раздался шорох, и в гостиной появилась Кэти, в самом соблазнительном облачении, розовом и полупрозрачном. Секунд десять или пятнадцать она наблюдала за хлопотами Каргина, потом кокетливо выставила ножку и поинтересовалась:
- Бежишь от жены, солдат? А ведь клялся любить до гроба!
- Не бегу, а убываю в командировку, - доложил Каргин. - Собирай вазы, картины и шляпки, боевая подруга! Утром возращаемся в Москву, а сейчас, если успеем…
Что успеем, он мог не продолжать. Кэти хихикнула и скрылась в спальне.
Интермедия. Ксения
Плохой день, тяжелый: сняли двое черных, афганцы-наркокурьеры или наемники-арабы из Чечни. По-русски плохо говорят, дикие, страшные… Увезли куда-то на окраину, в заводской район, и мучили до самого рассвета. Правда, рассчитались зеленью, дали поесть и вызвали такси. Водитель, пожилой татарин в вышитом тюбетее, так на нее посмотрел, словно ему предложили забрать вонючую парашу из тюремной камеры. Ксения не рискнула устроиться на переднем сиденье, полезла назад, сжалась, забилась в угол и, прикрыв ладонями лицо, там и просидела всю дорогу, пока древняя "Волга", чихая и кашляя, тащилась к ней на Бухарскую улицу. Шоферу дала огромные деньги, десять долларов, но он брезгливо отшвырнул их обратно и буркнул: "Ун алтэ таньга, кыз!" Не нужно, значит, ее грязных долларов, давай, девушка, шестнадцать таньга, по счетчику…
Поднялась к себе, сбросила платье, встала под душ, потом к зеркалу сунулась, синяки пересчитывать, и тут заметила, что на плече, над левой грудью, след зубов. Хорошо, что на коже - такие, дикие, могли клок мяса вырвать или вообще загрызть… Ксения представила, как крепкие острые зубы впиваются ей в горло, и содрогнулась.
Набросила на плечи махровую простыню, села на диван, вспомнила, как глядел на нее шофер-татарин, заплакала. Потом уснула. Потом пришел Керим. Не бил, не ругался, остался довольным, но деньги забрал. Перед уходом оставил на столе десять долларов - те самые, которыми шофер побрезговал.
Плохой день. Клиенты дикие, и синяки по всему телу - открытого не наденешь, а в закрытом наташке трудиться не положено…
Только прилетели, сразу сели,
Фишки все заранее стоят.
Глава 4.
Ата-Армут, 9 мая, день
Самолет приземлился в армутском аэропорту в одиннадцать сорок. Между Тураном и Россией действовал безвизовый режим, и прибывающих гостей досматривали не слишком тщательно - особенно тех, в чьих паспортах лежала сотня баксов. Не прошло и получаса, как Каргин с Перфильевым вышли из здания аэровокзала на небольшую площадь, дышавшую совсем не весенним среднеазиатским зноем. За площадью с пятиэтажной гостиницей и какими-то другими блочными строениями эпохи развитого социализма лежала степь, еще зеленая, не выгоревшая, а за нею, у самого горизонта, поднимались горы. К ним, прорезая зелень темно-серой лентой, уходило шоссе, и по обе его стороны, у самой площади, сгрудились машины: слева - такси, справа - индивидуальный транспорт, все больше "волги", "москвичи" и "жигули". Между двумя стоянками, прямо посередине дороги, росла древняя чинара, и в ее тени скучали полицейские-ферраши в синих форменных бешметах и при оружии: саблях, дубинках, пистолетах и автоматах.
Немногочисленные приезжие, по виду - торговцы фруктами или наркотой, устремились к транспортным средствам, кто на такси, кто, вместе с шумными компаниями встречавших родичей и подельников, в частный сектор. У стоянки справа наметилось шевеление, раздался басовитый гудок, и, под бдительным оком феррашей, к Каргину подкатил автомобиль, каких нынче даже в музеях не сыщешь. Был он черен и громаден, с закругленными на старинный манер верхом и капотом, с массивным бампером, большими круглыми фарами и такими дверцами, что в них без труда пролез бы трехстворчатый шкаф. Каргин с изумлением уставился на это чудо, а Влад, хрипло выдохнув: "Ну, мать!.." - протер глаза огромными кулаками.
Из машины появился Василий Балабин, сорокапятилетний бывший прапорщик, бывший "стрелок", бывший инструктор по рукопашному бою, а ныне - "варяг" и старший над группой секьюрити, сопровождавших делегацию. Был он в пятнистом комбинезоне, расстегнутом до пупа, как и молодой водитель, один из трех его подчиненных.
- С прибытием, товарищи капитаны. - Балабин вытянулся по стойке "смирно" и отдал честь. - Экипаж подан, номер заказан, водка в холодильнике, колбаса нарезана и музыка играет.
Перфильев шевельнул бровью.
- Праздник?
- Праздник. День Победы все-таки… Даже здесь его отмечают. - Балабин распахнул дверцу и подхватил их багаж, две тощие легкие сумки. - Прошу!
- Откуда такую колымагу взяли? - спросил Каргин, ныряя внутрь, на потертые подушки малинового бархата. - И зачем? "Мерседеса" не нашлось или "БМВ"? А это… это… Я даже не знаю, как эта штука называется!