Она молча села — у нее не было выбора. Ей до смерти хотелось сказать ему какую-нибудь колкость, но она чувствовала, что ничего этим не добьется. Все равно ей придется предстать с ним перед алтарем.
Надо бы что-нибудь сказать ему — ведь рано или поздно придется нарушить молчание.
— Вы всегда завтракаете так рано? Видите ли, остальные домочадцы предпочитают вставать попозже. Может, вы тоже придерживаетесь этого правила? Надеюсь, сегодняшний день для вас исключение?
— Мне не хотелось бы огорчать вас, мэм, но я всегда встаю рано. Прошу вас, садитесь. Мой бифштекс остывает. — Он улыбнулся, заметив ее костюм для верховой езды, и добавил: — Я не только завтракаю рано, но люблю и ранние прогулки верхом. Сразу после завтрака. Мне кажется, мэм, у вас это тоже вошло в привычку. Как вы думаете, может быть, это предвещает в будущем приятное времяпрепровождение? Я имел в виду нас с вами, мэм.
Как же — черта с два!
— Возможно, — вслух промолвила Арабелла. Усевшись с его помощью за стол, она тут же принялась накладывать себе на тарелку яичницу с беконом, не дожидаясь, пока он сядет на свое место. Клубничный джем она нашла рядом со своей тарелкой. Но как миссис Такер узнала, где она будет сидеть? Ах да, это, конечно, он ей сказал. Арабелла принялась намазывать тосты джемом.
— Не кажется ли вам, что было бы гораздо вежливее умерить свой аппетит, пока хозяин дома не займет свое место?
Ее рука непроизвольно стиснула ручку ножа. Хозяин дома? Да она сейчас воткнет ему вилку прямо в сердце! Хотя нет, он не заслужил такой легкой смерти за свои злорадные намеки. Нет, она сначала ударит его в руку — так он дольше помучается.
— Ошибаетесь, сэр, вы здесь не хозяин, — наконец процедила она сквозь зубы. — Вы всего лишь умудрились вовремя появиться на свет. Это не ваша заслуга — просто вам повезло, что вы родились в законном браке.
— То же можно сказать и о вас, мэм.
— Да, только я не называю себя хозяйкой дома. Я несчастная жертва, которая вынуждена связать себя узами брака, дабы исполнить отцовскую волю.
Ему было гораздо приятнее слышать от Арабеллы нечто разумное, чем проклятия, на которые она обычно не скупилась.
— А раз так, — подытожил граф, заметив, что она уже поднесла вилку ко рту, — подождите, пока я приступлю к тостам. Вот теперь, пожалуйста, продолжайте уничтожать яичницу. Я вижу, вам нравится этот джем. Это что-нибудь особенное?
— Да. Кухарка начала готовить его, еще когда я была ребенком. Я частенько проникала на кухню, и она давала мне лепешки и бисквиты, смазанные этим вареньем.
Он подцепил на вилку огромный кусок бифштекса, взял со стола газету и снова погрузился в чтение.
— Будьте любезны, передайте мне кофе.
Граф поднял глаза от газеты.
— Если только это входит в обязанности хозяина дома, сэр, — язвительно добавила она.
— Несомненно, мэм. Я считаю, что хозяин дома, как и капитан судна, должен делать все возможное, чтобы его корабль оставался на плаву. Интересно, признаете ли вы меня своим повелителем? Пожалуйста, вот ваш кофе.
Повелителем? Черт бы побрал его серые глаза, которые он у нее бессовестно украл!
— Да, и еще, сэр, если вас не затруднит, подайте мне несколько страниц газеты.
— Конечно, мэм. Я ошибочно полагал, что женщины не читают газет — разве что изредка, да и то только последние страницы со светскими новостями. Но вы же леди Арабелла из Эвишем-Эбби! С моей стороны было бы невежливо указывать вам, что делать. Итак, какие страницы вы предпочитаете?
— Поскольку мне не хотелось бы мешать вам, вы можете дать мне те страницы, которые уже просмотрели.
— С удовольствием, мэм, — сказал Джастин, протягивая ей газету.
Арабелла выхватила ее у него, и тут он заметил, что тыльная сторона ее руки вся сплошь в царапинах, а на щеках и подбородке еще не зажили ссадины. Интересно, какие еще повреждения скрываются у нее под платьем? Тут было о чем поразмыслить. Он представил себе ее очаровательные груди, маленькие и упругие. Пальцы его непроизвольно сжались вокруг чашки. Что же до остальных ее прелестей… Он торопливо глотнул кофе и поперхнулся. Она взглянула на него без всякого интереса и равнодушно промолвила:
— Если вы посинеете от удушья, я, так и быть, сделаю что-нибудь, чтобы облегчить ваши страдания. — Ее язвительный голосок был мягким, как желтые драпировки на окнах.
— Премного вам благодарен, со мной уже все в порядке. Просто я задумался. Надеюсь, сегодня вы чувствуете себя лучше? Вот, положите-ка себе еще яичницы — вам нужно немного пополнеть.
— А мой отец всегда говорил мне, что женщина ни в коем случае не должна набирать вес. Он говорил, что это выглядит отвратительно.
— Отвратительно для кого?
— Ну, наверное, для джентльменов.
— А сами джентльмены могут толстеть и отращивать животы?
— Я считаю, — отчетливо произнесла она, — что джентльмены вольны делать все, что только им заблагорассудится, не особенно опасаясь осуждения. И как, по-вашему, осмелится леди сказать своему супругу, что ей противны его обвислые щеки или толстое брюхо, когда именно он дает ей деньги на всякие дамские безделушки?
— Да, это разумное замечание. И тем не менее я настаиваю, чтобы вы хорошо питались. Так что приступайте к еде, я сам скажу вам, когда вам будет достаточно.
Ну, это уж слишком! Она отшвырнула газету, и та упала на ковер.
— Меня радует, что вы так быстро оправились после вчерашнего, но отнюдь не удивляет. Доктор Брэнион заверил меня вчера вечером, что сегодня вы будете такой, как всегда. Поскольку при этих словах у всех присутствующих округлились глаза, я заключил, что лицезреть вас в вашем обычном расположении духа — истинное удовольствие.