- Он что же, воевал? - поинтересовался Каргин, увидев очередной плакат, на котором сапоги туран-баши топтали извивавшихся фашистских гадов.
- В сорок первом ему было пятнадцать, - сообщил Перфильев. - А в сорок четвертом, когда призывного возраста достиг… - Влад хрипло откашлялся и стукнул ладонью по колену. - Никто не знает, Леха, что тогда случилось. Даже Сергеев не докопался! Говорит, что все материалы изъяты прежней его конторой и уничтожены еще в конце шестидесятых, когда Курбанов пошел в Москву на повышение.
За большой соборной мечетью в голубых и зеленых изразцах открылась широкая, полная народа площадь с фонтанами, кустами роз, белоснежными, украшенными флагами дворцами в стиле "Тысячи и одной ночи", и галереями, чьи колонны и арки оплетала виноградная лоза.
- Бывшая Коммунистическая, теперь майдан Независимости, - пояснил Балабин. - А вот и улица Ленина, нынче Рустам-авеню… Дальше будет еще одна площадь, Советская, она же майдан Евразии, но мы до него не доедем. Наша нора на углу Рустама и Бухарской, отель "Тулпар" называется. Сколько звездочек не справлялся, но кормят в ресторации отменно и, по московским понятиям, недорого.
- Какой апартамент нам заказан? - с усмешкой спросил Перфильев. - Надеюсь, президентский?
- Виноват, товарищ капитан, в президентском отказали - мол, не по чину. В люксе будете жить. Хороший люкс, пятьсот зеленых в сутки.
- А где тут наш завод? Пока одни портреты вижу, а еще - фонтаны, базары и мечети, - сказал Каргин. - На окраине тоже ничего не разглядел, ни труб, ни бетонных заборов.
- То степная окраина, северная, а заводские районы на юге, ближе к предгорьям, - заметил Балабин. - "Мартыныч" так вовсе на горе, ибо предприятие секретное, не подлежащее обзору сверху.
- "Мартыныч"?
- Ну да! В народе так кличут. Бывший имени "XXII партсъезда", а теперь - имени "Второго марта". Второе марта - день рождения туран-баши и День Независимости.
Машина затормозила у шестнадцатиэтажного здания, сверкавшего окнами в никелированных рамах и яркой вывеской: "Интернациональный отель Тулпар". Каргин вышел. Два швейцара в шароварах и чекменях услужливо распахнули дверь, а за ней, в огромном холле с мавританскими колоннами и арками, выстроился весь штат делегации: двухметровый и черный, как сапог, Генри Флинт, юрист "Росвооружения" Всеволод Рогов, переводчик с семи языков Максим Кань, инженер Юрий Гальперин, помощник пропавшего Барышникова, и два молодых охранника, Дима и Слава. За могучей спиной Флинта затаился незаметный человечек лет пятидесяти, сутулый и щуплый, с серыми блеклыми глазками - подполковник КГБ в отставке Сергеев.
Когда с церемонией рукопожатий было закончено, Флинт с виноватым видом произнес:
- Прошу прощения, шеф… Не смог встретить вас в аэропорту, был с Максом в отделении местной полиции. Беседовали.
- И как?
Флинт посерел лицом и закатил глаза.
- Наш бумажник стал легче еще на пару тысяч долларов. Вот и все, чего я добился.
- Балуешь ты их, Гена, - с хмурым видом сказал Перфильев. - Или в морской пехоте не служил? За глотку брать не умеешь?
Максим перетолмачил, Флинт обиженно потупился, и они всей командой зашагали к лифту. Для нужд делегации был снят двенадцатый этаж, и здесь, в широком коридоре с пальмами и фикусами в кадках, Каргина встречали пять стройных черноглазых горничных, важный портье, пара рассыльных и официант с бутылками шампанского. Пусть не светил ему президентский люкс, но все остальное было честь по чести: спины гнулись, глазки у девушек блестели, шампанское пенилось, и даже листья пальм шелестели почтительно и нежно, в ритме танца баядерок. Не исчезни Прохоров с Барышниковым, Каргин повел бы тут же соратников вниз, на первый этаж, где в ресторане "Тулпар" они отметили бы День Победы, выпили кто за отца, кто за деда, за выживших и за погибших, за славные их дела и подвиги и даже за морскую пехоту США. Но два их товарища пропали, и праздник был испорчен.
- Вечером, - сказал Каргин, когда Балабин напомнил о колбасе и водке, скучавших в холодильнике. Потом распорядился: - Флинт, Сергеев и Перфильев - со мной. Охране занять позиции у лифта и на лестнице, остальные сидят в номерах и ждут. Будет нужда, вызову.
Они направились по коридору в люкс Флинта, где из второй спальни была вынесена кровать и прочая лишняя мебель, а вместо нее расставлено конторское оборудование - компьютеры, факсы, сейф фирмы "Бэрримор и сыновья", большой телевизор с видеоплейером, столы, рабочие вращающиеся кресла и машинка для уничтожения бумаг. Все это приобрели здесь, в Армуте, за исключением миниатюрных шифраторов и хитроумного устройства "Набла", новейшей разработки ХАК. Шифраторы, подключенные ко всем местным телефонам, делали невозможной их прослушку, а "Набла", высокочастотный демпфер-подавитель, нейтрализовала "жучки".
Каргин кивнул на кресла и, подождав, когда все усядутся, повернулся к Флинту.
- Вы проработали здесь одиннадцать дней. Что сделано?
- Велись переговоры в министерстве военной промышленности и обороны, - доложил Флинт. - Однако, сэр, не по существу вопроса, а лишь о том, чтобы добиться аудиенции у министра или его заместителей. Мы предъявили свои полномочия, и нас заверили, что их изучат и доведут до сведения руководителей. - Оттопырив нижнюю губу, сизую и огромную, как сковородка, Флинт добавил: - Думаю, не ошибусь, сказав, что с нами контактировали мелкие клерки. Но денег хотели больших!
- Финансовый отчет, - произнес Каргин, посмотрев на Сергеева. Тот пренебрег креслом, стоял около бронированного сейфа, доходившего ему до макушки.
- Оборудование офиса, машина, гостиница, питание и расходы на представительство - примерно восемьдесят тысяч. Один "Бэрримор" в десятку обошелся, - прошелестел негромкий голос отставного подполковника. - Взятки и подарки - около пятидесяти, считая с тем, что заплачено полиции. Здесь, - Сергеев покосился на сейф, - триста шестьдесят две тысячи в долларах США и восемнадцать тысяч таньга на мелкие расходы. Остальные два с половиной миллиона находятся в арендованном нами хранилище Первого президентского банка.
Каргин перевел отчет Сергеева Флинту и дождался его подтверждающего кивка. Потом спросил:
- Результаты переговоров в министерстве?
- Три дня назад, перед исчезновением Браш Боя и ученого джентльмена, нас известили, что состоится встреча на высшем уровне. В самом скором времени и, возможно, с самим ага министром. Или эфенди[12]? Я бы его… - Флинт пошевелил пальцами, будто передергивая затвор.
- Кого он Браш Боем называет? - спросил Перфильев, напряженно внимавший речам Флинта.
- Прошку[13], - пояснил Каргин и кивнул Сергееву: - Что мы знаем о министре?
Бывший кагэбешник скупо усмехнулся.
- Хотите расставить фигурантов по местам? Ну, что ж… Таймазов Чингиз Мамедович, сорок три года, служил в Москве, в генштабе, на мелких должностях, боевого опыта не имеет, однако известен как ловкий политик. Любит женщин, считает себя знатоком и ценителем холодного оружия - в подарок ему приготовлен подлинный турецкий ятаган семнадцатого века. Брат супруги туран-баши, пользуется его доверием и поддержкой. Возможный преемник Курбанова, если в Туране примут закон о наследственном президенстве.
13
Игра слов: "brush by" ("браш бай", по созвучию - Прошка) означает на английском "прошмыгнуть мимо". Флинт называет Прохорова "brush boy" (Браш Бой), заменяя предлог "by" словом "boy" - "парень".