Волхв прислушался к чему-то, неведомому простым смертным, сделал торопливый жест Святогору, подзывая его ближе. Младший княжич подвел коня к огню, Радогост же отступил к старшим идолам, тут же вернулся с чашей. Князь, приносивший жертвы уже не в первый раз, распахнул плащ, вытянул меч, быстрым взмахом снизу вверх глубоко рассек шею скакуна и тут же уронил оружие, едва не чиркнув кончиком клинка по земле.
Покачнулся.
Вышемир подскочил к нему, поддержал отца. Тот, восстановив равновесие, отер лезвие тряпицей, спрятал клинок обратно в ножны, широко расставил ноги и запахнул епанчу.
Волхв за это время успел смазать губы и лицо идола конской кровью, объясняя, кого нужно привезти, повторил заговор вызова бога, объясняя путь, и только после этого пролил оставшуюся в чаше кровь скакуна в огонь. Костер в ответ выбросил облако темного дыма, и люди явственно увидели, как оно обрело очертания лошади и помчалось через туманную дымку вверх и в высоту. Чалый, уже упавший от слабости на утоптанный песок, вздрогнул в последний раз, и замер, расставшись с отправившейся в дальний путь душой.
— Он услышал нас, — с видимым облегчением кивнул Радогост. — Он поскакал за скотьим богом! На такой зов Велес откликается всегда. Скоро он будет здесь.
Святогор задумчиво посмотрел на прекрасного скакуна, отдавшего свою душу ради послания, посланного к Алатырь-камню. Сердце его остро кольнуло жалостью. Славный был жеребец: игривый, стремительный, крепкий. Но, увы, в этом мире всегда и за все приходится платить. Смерды платят за покой хлебом, воины платят за серебро кровью, князья платят за право власти и серебром, и покоем, и кровью одновременно. Иногда — не своей кровью, а чужой. Ради здоровья отца княжич выбрал сегодня из табуна именно этого скакуна, его кровью расплатился за возможность отправить весть в чертоги далекого бога, его жизнью пожертвовал за отцовскую болезнь, им самим — за ведовской обряд.
Ученики волхва уже зашевелились в тумане, торопясь убрать жертву, засыпать песком кровавое пятно, привести святилище к опрятности до появления княжеского покровителя. Быстрыми неслышными тенями они метнулись к туше, протянули под ней веревки, подняли, унесли. Еще пара мальчишек суетились с кожаными ведрами, подчищая последние следы.
Костер затрещал, пламя заметалось из стороны в сторону, словно неощутимый людьми ветер попытался его загасить. По бокам от огня среди тумана заметались тени, как бы вылетая из самого очага: взмахнул крыльями ворон, описал над святилищем широкий круг, опустился на частокол; выпрыгнула стремительная рысь, тут же скрывшись за низким Перуном, похожим на пузатый пенек; гулко ухнул филин; не спеша вышел волк, усевшись у идола верховного бога. Следом появился могучий, выше человека в холке, медведь, издалека принюхался к людям, обогнул их и занял место за спинами.
— Идет… — еле слышно предупредил волхв.
И действительно — взметнулось жарким цветком пламя, и из него вырвался всадник, могучий и величественный, в одной лишь косоворотке на развернутых плечах, с длинной узкой бородой, развевающейся от ветра, и столь же длинными, ничем не закрепленными волосами. Одной рукой бог держался за конскую гриву, в другой сжимал посох, в полтора человеческих роста в длину, в руку толщиной, со сверкающим камнем на вершине.
— Прими почтение наше и уважение, могучий Велес, — склонился в низком поклоне Радогост. — Прими благодарность за внимание свое и покровительство. Не из прихоти пустой потревожили мы покой твой, а из нужды крайней, умом нашим неодолимой. Занемог князь наш, Всеград, сородич твой и друг давний. Все силы свои приложили мы, Велес, дабы избавить его от хвори. В бане отогревали, от лихоманки заговаривали, отварами травными поили. Не хватает мудрости нашей, дабы избавить его от болезней. На тебя одна надежда, всемогущий! Исцели Всеграда, верни ему силу и бодрость, верни огонь в его жилы, ясность его взору. Верни здоровье князю нашему, исцели его, сделай прежним воином, славным и непобедимым!
Скотий бог напряг руку, и жеребец захрипел, затанцевал, светящимся силуэтом перебрасываясь то на один, то на другой клуб тумана, всадник же наклонился вперед, внимательно всматриваясь в глаза князя, пока, наконец, не отпрянул и не ударил посохом в землю. Святилище отозвалось утробным гулом, и из огня вышла стройная женщина в длинном алом платье с золотым шитьем по подолу. Голову ее украшала черная до пояса коса, лицо же было белым, как снег, и даже губы выделялись лишь тонкой, чуть темнее кожи, полоской.