— Я протушу свинину и залью в горшок. К утру застынет и вытекать не будет. В первые дни ты ее с манкой заваривай, это быстро и вкусно. Потом кулеш с салом сделаешь.
— Понятно, — кивнул вербовщик.
— И возвращайся скорее, — поймала его за руку Зимава. — Мне без тебя тоскливо.
Утро принесло неожиданный сюрприз: в распахнутые Чарушей ворота въехал Избор, ведя в поводу сразу трех коней, один из которых был оседлан, спешился, забросив повод скакуну на холку.
— Рад видеть тебя, волхв, — растерянно встретил гостя на пороге Ротгкхон. — Какими судьбами?
— Журба вспомнил, что у тебя лошадей нет, — ответил Избор, одетый по-походному, в шаровары и войлочную куртку поверх рубахи. — Вот из муромской конюшни и выделил. Скакунам застаиваться все едино во вред, а тебе на пользу.
— Ага, — кивнул, ожидая продолжения, вербовщик.
— Ну, а как я узнал, куда ты направляешься, попросился с тобой съездить. А ну знание лекарское там понадобится?
— И куда вы едете? — невинно поинтересовалась Зимава, положив подбородок мужу на плечо.
— Боярина Валуя проведать. Помяли его булгары изрядно в минувшем походе.
— Это тот, что ночевать у нас оставался?
— Он самый, — кивнул Ротгкхон.
— Я бы передала привет, но он меня все едино не заметил. Кушать хочешь, гость неведомый?
— Спасибо, сыт, — смутился волхв. — Избором меня зовут. При княжиче состою.
— А мне все равно. У меня муж есть. Любимый… — Девушка прижалась щекой к щеке Лесослава. И тот, разумеется, нежно ее поцеловал, погладил по голове.
— Тогда мы поскачем, милая моя.
— Сумка в сенях, котелок сверху.
— Спасибо, родная, — поцеловал Ротгкхон жену еще раз, вернулся в дом за припасами, закинул мешок на спину заводной лошади, стянул лямки под брюхом, поднялся в седло.
Зимава, не удержавшись, сбежала со ступенек, схватила за руку и так проводила до самых ворот:
— Возвращайся скорее. Я уже тоскую.
— Конечно, — наклонившись, коснулся ее губ губами вербовщик и, выехав за ворота, тут же пустил скакуна рысью.
— Счастлив ты, — нагнав, сказал ему волхв. — Ты ее любишь, она от тебя без ума. Мало кто в таком душевном согласии живет. Трудно поверить, что такую жену ты избрал, случайно от ладьи своей отстав, случайно на пути встретив.
— Судьба, — кратко ответил Ротгкхон. — Ты дорогу в поместье Валуево знаешь? Я ведь еще ни у кого не спрашивал, мыслил сегодня узнать.
— Знаю. С заводными завтра к полудню будем там.
Путь на двух лошадях вместо одной и вправду занял меньше времени. Но ненамного. Поначалу за городом всадники часа два шли рысью, потом шагом, потом опять рысью, остановились на дневку, переседлали скакунов, снова пустили рысью, шагом, рысью — и день закончился. Не потому, что стемнело, а потому, что пора было пускать коней на выпас — заполнение их желудков происходило даже медленнее, чем зарядка химических аккумуляторов.
Разложив кошму на полянке у ручья, путники не спеша развели огонь на старом кострище, которое из-за толстого слоя пепла поднялось над окрестной травой на высоту в половину локтя. Следуя совету жены, Ротгкхон залил водой манку, вскипятил, добавил свинину из горшочка. Позвал волхва. Избор, в отличие от него, никакими припасами в дорогу не озаботился.
Зато он знал, куда нужно ехать.
— М-м-м, как вкусно, — зачерпнув снедь, тут же похвалил ее юный волхв. — У твоей жены золотые руки! Счастлив ты, иноземец, своей удачей. И красавица у тебя жена, и любящая, и хозяйственная, и рукодельница. Ныне таких уж, почитай, и не сыскать. На кого ни посмотришь — ничего дети нынешние делать не хотят. Токмо веселье да баловство на уме: качели да гулянья, пятнашки да венки. Что с Муромом будет, когда сие поколение вырастет, подумать страшно…
— Тебе сколько лет, Избор? — не выдержал вербовщик.
— Осьмнадцать, — смутился юный волхв. — Токмо меня в жертву Перуну еще в пять лет принесли, во искупление. Сказывают, за богохульство знахарки местной он осерчал и деревню всю молниями пожег. С тех пор при святилище живу. Радогост с самого детства волхованию и грамоте учил, знахарки — травам и заговорам, болячки всякие исцелять и раны ратные от загнивания спасать, лубки правильно накладывать. Я на качелях за всю жизнь токмо три раза и покачался. До сих пор каждый из тех дней помню. Ныне же и вовсе нельзя. Радогост сказывал, несолидно сие для волхва. В нас люд простой божью силу видит. А сила богов не должна казаться смешной, глупой, корыстной или похотливой.
— Могу выручить, — засмеялся вербовщик. — У меня в сарае пустующем качели висят, для детей. Если хочешь, я тебя там запру — никто и не увидит.