Кремля Лидии Тимашук, которая являлась осведомителем МГБ, было поручено публично
подтвердить показания врача Этингера, что она и сделала, заявив, что при лечении А.А.Жданова,
несмотря на ее диагноз — инфаркт, профессор Вовси и другие участники заговора врачей настояли на
другом диагнозе (стенокардия), что по ее словам и послужило причиной рокового исхода. Сделав
такое публичное заявление, она заклеймила позором "врачей-убийц" и потребовала для них суровой
кары.
* * *
13 января 1953 года в газетах было опубликовано сообщение ТАСС, в котором, в частности,
говорилось: "Некоторое время тому назад органами государственной безопасности была раскрыта
террористическая группа врачей, ставивших своей целью, путем вредительского лечения, сократить
жизнь активным деятелям Советского Союза... Установлено, что все эти врачи-убийцы, ставшие
извергами человеческого рода, растоптавшие священное знамя науки и осквернившие честь деятелей
науки, — состояли в наемных агентах иностранной разведки...".
* * *
20 января того же года Указом Верховного Совета СССР за помощь в разоблачении "врачей-убийц"
Л.Тимашук была награждена орденом Ленина... В газетах и других средствах массовой информации
ее величали великой дочерью русского народа, а кое-кто даже сравнили ее с Жанной д'Арк.
* * *
Январской ночью пятьдесят второго года в прихожей Дружининых раздался звонок. Маша открыла
дверь и увидела огромные испуганные, наполненные слезами глаза знакомого врача заводской
поликлиники Баллы Григорьевны Магницкой.
— Можно к Вам? — тихо спросила она — я Вас не разбудила?
— Что случилось, Балла Григорьевна? — испуганно спросила Маша. — Проходите, раздевайтесь.
Заплаканная женщина, глядя перед собой полубезумными глазами, стянула рукой с головы теплый
платок и волоча его по полу прихожей, направилась в комнаты. Маша и Виктор усадили ее на диван и
сели рядом.
— Я пойду поставлю чайник, — проговорила Маша, с испугом глядя на Баллу Григорьевну.
Та безнадежно махнула рукой:
— Не надо чая, Машенька, мне сейчас впору выпить не чай, а... яд...
— Да что же случилось?! — воскликнул Виктор. — Почему Вы в таком ужасном состоянии?!
Она зарыдала и сквозь рыдания шептала:
— Вчера...и сегодня... ко мне не пришел... ни один больной. Ни один... А вечером мне подбросили
записку, в которой грозят. . расправой. Господи, за что все это? За что?
Она закрыла лицо ладонями и некоторое время молчала, плечи ее вздрагивали. Виктор и Маша,
пораженные ее рассказом, были растеряны и не знали, что предпринять. Наконец Маша очнулась,
вышла в другую комнату и принесла валерьяновые капли.
— Выпей, Бэллочка, — сказала она.
Балла Григорьевна, не отвечая Маше, проговорила:
— За что мне такие страдания? Я ведь была на фронте.... спасала несчастных раненых, как родных
детей... Какая дикая несправедливость.
Маша и Виктор успокаивали ее, как могли, а на ночь оставили у себя.
* * *
Виктор и Маша всю ночь не могли заснуть.
— Как ей помочь? — спрашивала Маша Виктора. — Все, что она рассказала, не умещается у меня
в голове. Это какой-то кошмар. За каких-то преступников должны отвечать честные люди. Почему в
эту историю не вмешивается товарищ Сталин?! Ведь одного его слова было бы достаточно, чтобы
прекратить избиение целой нации. Ну если кто-то виноват — судите их, причем здесь миллионы
других? Ведь у нас не может быть без вины виноватых. Что будем делать, Витя? Как ей помочь?
Виктор ей не ответил, он думал сейчас о другом. Ему вспомнился тридцать седьмой год, когда
арестовывали не только родственников "врагов народа", но даже их знакомых и сослуживцев...
"Что же происходит теперь? Неужели то же самое, только теперь по-новому признаку —
национальному? Но если это так, то ведь без Сталина этого никто бы не осмелился сделать. Ох,
Сталин, Сталин... Как же я тебя любил... Как же верил! Неужели ты обманул все мои надежды?! Но
ведь и отец тоже ему верил! И дядя Ян и тысячи других. Говорят, что когда расстреливали Якира, он
воскликнул: Да здравствует, товарищ Сталин! Неужели все это было блефом, обманом?" — Виктор
встал с постели, подошел к буфету, налил себе рюмку водки. Сел на постель к Маше и сказал:
— Ты о чем-то меня спросила?