81
Мы пересекли дамбу, и сердце моё забилось быстрее: я вступил в величайший город Нового Света. Магистраль передо мной пульсировала людьми, звуками и красками.
— Ты что-нибудь слышал об арабских сказках под названием «Тысяча и одна ночь»? — спросил я Хоакина.
— Нет, сеньор.
— Там говорится об отважных мужчинах и красивых женщинах, золоте и драгоценностях, экзотических далёких странах, удивительных людях и необычных зверях. Я готов умереть завтра, Хоакин, если увижу всё это своими глазами сегодня.
О Мехико! Что за зрелища! Какие краски! Какие звуки!
Изысканные женщины в тканных золотом шёлковых платьях разъезжали в серебряных каретах, в которых не стыдно было бы появиться и герцогиням в Мадриде. Кабальеро и всадники проезжали мимо, щёголи на великолепных гарцующих лошадях — каурых, гнедых, тёмно-серых в полоску, черно-белых, пегих — с позвякивавшими серебряными шпорами, серебристыми уздечками и, как сказал мне Хоакин, нередко даже с серебряными подковами. Сопровождающие хозяев одетые в нарядные ливреи негры передвигались рысцой не только рядом с экипажами, но и позади всадников, прямо по конскому помёту, неся те предметы, которые могли потребоваться сеньорам для тех или иных надобностей.
В городе Мехико есть четыре вещи, которые стоит увидеть, — женщины, наряды, лошади и экипажи. Я слышал об этом много раз, но теперь понял, что это не досужие россказни. Правда, вся эта показуха и пышность не обязательно свидетельствовали о хорошем воспитании.
Матео, который и сам был не прочь покрасоваться, говорил, что каждый сапожник, обзаведшийся подмастерьем, или погонщик, разжившийся полдюжиной мулов, готовы поклясться, что они происходят из знатного испанского рода. Послушать местных жителей, так буквально у всякого в жилах течёт кровь конкистадоров, просто теперь фортуна ему изменила и его плащ поизносился, однако этого человека всё равно нужно почтительно именовать «дон», а его напыщенный вид следует признавать за светские манеры. Будь это правдой, смеялся Матео, «знатных грандов» в Новой Испании набралось бы чуть ли не больше, чем благородных семейств на всём Иберийском полуострове.
Монахи потели в серых, чёрных и коричневых рясах, в то время как разряженные в пух и прах кабальеро расхаживали с надменным видом в больших шляпах с плюмажами и с отполированными шпагами, рукояти которых, в ознаменование высокого положения их владельцев, были отделаны серебром и усыпаны жемчугом. Дамы в пышных кринолинах и белых нижних юбках, с лицами, покрытыми французской пудрой, и губами, накрашенными ярко-красной помадой, осторожно ступали по камням мостовой в туфельках на высоких каблуках, сопровождаемые пажами, державшими над ними шёлковые зонтики, чтобы укрыть нежные лица своих хозяек от солнца.
Громыхали тяжёлые скрипучие подводы, мычали упряжные быки, ревели ослы, чертыхались (вряд ли кто может сравниться с ними в знании бесчисленных ругательств) погонщики мулов.
Морщинистые старухи торговали сочившимися подливкой тортильями, мулаты предлагали ошкуренные папайи на палочке, жалобно завывали жадные léperos, выпрашивавшие милостыню. Будь прокляты их воровские душонки! Почему они не работают, как честные люди? Например, как я?
Однако по мере углубления в город всё ощутимее становились не самые приятные запахи, и я понял, что такие красивые, если любоваться ими издали, каналы по сути представляют собой открытые сточные трубы, зачастую наполненные отходами и бог знает чем — об истинной природе их содержимого мне даже не хотелось догадываться Лодочникам приходилось искусно лавировать в своих каноэ среди всякой дряни, но меня это не смущало, пусть даже по каналам текла бы кипящая лава. Я так долго нюхал только сено и навоз, что вонь большого города казалась мне благоуханием.
Подобно героям арабских сказок, я нашёл среди знойных земель зелёный оазис, рай Аллаха на земле. Я принялся было делиться с Хоакином своими соображениями об Аллахе и его саде, но быстро прикусил язык. Я и так уже согрешил, упомянув еретические арабские сказки. Если с моего языка слетит очередное богохульство, то, боюсь, мне придётся вдыхать запах застенков святой инквизиции, который вряд ли меня порадует. Мы пересекли главную площадь. По обе её стороны тянулись крытые галереи, укрывавшие от солнца или дождя купцов и покупателей. Важные, самодовольные сановники несли бумаги на подпись вице-королю, домашние слуги торговались с женщинами, сидевшими на корточках рядом с ковриками, где громоздились фрукты и овощи, а знатные дамы заходили в купеческие лавки, где продавалось всё — от китайского шёлка до клинков из толедской стали.