Слева от меня кто-то тихо заржал. Группа молодых идальго с мерзкими ухмылками наблюдала за флиртом между Рамоном и Изабеллой. На парне, который засмеялся, были золотистого цвета дублет и штаны с нашитыми красными и зелёными полосками ткани, отчего он походил на пёструю птичку из джунглей.
— Гляньте-ка на де Альву, как он ухлёстывает за женой converso, — заявил канареечный кабальеро. — Неплохо бы, чтобы она отсосала всем нам penes, на гадючий манер. На что ещё годится жена обращённого?
Я налетел на жёлтую пташку и двинул наглеца по физиономии так, что он отшатнулся.
— Ты сам баба, — сказал я ему; это было самое страшное оскорбление, какое можно бросить hombre, — и я употреблю тебя по назначению.
Он зарычал и потянулся за шпагой. Я схватился за свою — но слишком долго нащупывал рукоять, покрытую сложным узором. Поэтому, когда я вытащил оружие из ножен лишь наполовину, канареечный франт уже приставил свой клинок к моему горлу. Ещё одна шпага сверкнула между нами. Клинок наглеца был отбит в сторону, но Матео продолжал наносить молниеносные удары, пока не ранил молодого идальго в руку, заставив его выронить оружие. Друзья болтливого франта бросились было ему на выручку, но Матео атаковал их с таким пылом, что скоро все трое обратились в бегство.
С противоположного конца Аламеды прозвучал рог вице-королевской стражи.
— Бежим! — крикнул Матео.
Я побежал вслед за ним прочь с бульвара, чтобы затеряться между жилыми домами. Когда звуки преследования затихли, мы направились к особняку дона Хулио.
Матео злился сильнее, чем когда бы то ни было, а я помалкивал, пристыженный неудачей. Ведь Матео предупреждал меня о том, что не следует строить из себя щёголя и таскаться с изукрашенным парадным оружием, а я его не послушался. Он имел право сердиться, ведь если бы не его молниеносный клинок, я наверняка истёк бы кровью прямо на Аламеде.
Когда мы оказались рядом с особняком дона Хулио, лицо моего друга напоминало вулкан, изрыгающий пламя, и я пробормотал извинения:
— Ты предупреждал меня насчёт изукрашенного оружия. Но мне уж очень хотелось покрасоваться, вот я и отправился на прогулку франтом, забыв о том, что ты учил меня быть в первую очередь фехтовальщиком.
— Пытался тебя учить, — поправил Матео. — Я же говорил тебе, что как фехтовальщик ты мертвец. Меня взбесила не твоя неудача в этой дурацкой стычке, а то, в какое положение ты поставил дона Хулио.
— Дона Хулио? Но я же защищал его честь.
— Ты защищал его честь? Ты? Полукровка, который только что выбрался из сточной канавы? Ты решил заступиться за честь испанского кабальеро?
— Они не знали, что я метис. Все думают, что я испанец.
Матео схватил меня за горло.
— Мне плевать, будь ты хоть самим маркизом дель Валье! Кодекс hombria требует, чтобы мужчина сам защищал честь своей дамы. — И он грубо оттолкнул меня.
— Никак не возьму в толк, что я сделал не так?
— Ты подверг дона Хулио опасности.
Я по-прежнему ничего не понимал.
— Чем я мог повредить дону Хулио, защищая его честь?
— Тем, что поставил его честь под сомнение, ты, недоумок-lépero. Дон Хулио не дурак — он знает, что его жена расставляет ноги перед де Альвой, и не перед ним одним. Фактически у них нет семьи, ты же сам видишь, что он предпочитает жить отдельно.
— А почему тогда дон Хулио ничего не предпринимает?
— А что он может сделать? Рамон де Альва — мастер клинка, он родился с кинжалом в зубах. А дон Хулио человек учёный, его оружие — перо. Если он вызовет любовника жены на поединок, то, считай, он мертвец. И дело здесь не только в де Альве. Если бы не этот наглец управляющий, нашлись бы дюжины других обидчиков, включая и явных дураков, с ухмылкой называющих его обращённым, будто это сродни проказе. Дон Хулио достойный человек. Но он умён и не лезет попусту на рожон, как делают глупцы. Ты же, нападая на кого-то от его имени, не только создаёшь повод для кровной вражды, но и привлекаешь внимание к интрижке между Изабеллой и де Альвой, вынуждая обманутого супруга предпринимать какие-то, вовсе не желательные для него, действия.
Я был до глубины души потрясён и буквально уничтожен своей глупостью.
Матео заметил это и вздохнул.
— Но не горюй, не так всё плохо, как я расписал. Ты же не сказал этому прощелыге, почему на него напал, к тому же в городе ты пока новичок. Я узнал в одном из его приятелей брата дамы, с которой недавно познакомился. Завтра я скажу ей, что ты набросился на этого щёголя, приняв его за человека, распевавшего любовные серенады под окном у твоей невесты. Не называя имён, я распущу слух о том, что ты ошибся и сожалеешь об этом досадном инциденте. Конечно, если тот человек, которого я ранил, найдёт тебя, то всё равно прикончит, но, по крайней мере, никто не станет трепать имя дона Хулио.