Полагаю, то, что дон Хулио не стеснялся выдавать меня за двоюродного брата, объяснялось отчасти тем, что его кровь тоже считалась не достаточно чистой. Однажды, защищаясь от учившего меня фехтовать Матео, я поинтересовался, почему кое-кто называет дона Хулио евреем.
— Да потому, что он и вправду происходит из старинной семьи португальских евреев. Вскоре после открытия Нового Света многим евреям пришлось выбирать — покинуть Португалию или принять христианство. И тех conversos, обращённых, которые сменили веру по доброй воле, и тех евреев, которые поступили так только для видимости, некоторое время терпели, поскольку они приносили казне большие деньги. Так продолжалось до тех пор, пока трон в Лиссабоне не унаследовал король Филипп Испанский. Когда давление на них усилилось, многие conversos и marranos, евреи, продолжавшие тайком исповедовать свою религию, перебрались в Новую Испанию. Дон Хулио переехал сюда более двадцати лет тому назад, а затем перевёз также сестру и племянницу. Обращённых часто подозревают в тайной приверженности прежней вере. И даже если их обращение в христианство было истинным, в глазах большинства испанцев и португальцев их кровь всё равно запятнана, независимо от того, как давно приняла крещение их семья.
Я знал кое-что о судьбе евреев и мавров в Испании от отца Антонио. Почти в то же самое время, когда Колумб отправился в плавание, чтобы открыть Новый Свет, король Фердинанд и королева Изабелла приказали евреям покинуть Испанию.
— До этих событий, — сказал Матео, — евреи и мавры являлись не только самыми богатыми, но и самыми образованными людьми Иберийского полуострова. Чаще всего они были врачами и купцами, и их можно было встретить в любом городе, от самого большого до самого маленького. Однако всем спреям и маврам в Испании и Португалии пришлось либо принять христианство, либо уехать, причём уезжавшим не разрешали брать с собой золото и драгоценности. Моя кровь чиста и христианская вера глубока, но я от души сочувствую евреям и маврам, которым грозили либо смерть, либо изгнание.
Разумеется, и я сам, будучи метисом, тоже не мог не сочувствовать людям, не обладавшим чистотой крови, limpieza de sangre. Будь я чистокровным индейцем, меня, с моим знанием языков, литературы и медицины, дон Хулио вполне мог бы демонстрировать в качестве примера того, насколько способно облагородить дикаря испанское воспитание, и многие восприняли бы это благосклонно. Но как метис, носитель дурной крови, я бы не только не позабавил gachupines, но и привёл бы их в ярость.
Дон Хулио мог бы велеть мне продолжать маскироваться под индейца или даже предстать в виде метиса, каковым я и был. Но он понимал, что, будучи аборигеном или полукровкой, я никогда не смогу совершенствоваться в науках и открыто продемонстрировать свои таланты и познания, а он считал меня способным юношей. Именно поэтому я и превратился в испанца.
Дон Хулио представил меня как дальнего родственника, который приехал к нему после того, как осиротел: обоих моих родителей якобы унесла чума. Поскольку наш хозяин был gachupin, носителем шпор, окружающие приняли как должное, что и я тоже родился на Иберийском полуострове.
Это ж надо — лишь недавно я был прокажённым, отверженным, несчастным изгоем, и вот пожалуйста, стал благородным человеком, носителем шпор.
73
— Отбивай влево! — кричал Матео, обрушивая на меня град ударов.
Вскоре я обнаружил, что учиться быть кабальеро труднее, чем учиться быть lépero, и, как ни странно, гораздо более болезненно.
— Тебе повезло, сеньор Бастардо, что ты проживаешь в Испанской империи, — заявил Матео, легонько кольнув остриём шпаги меня в плечо.
У меня в руке тоже был клинок, да только обращаться с ним я не умел и мог использовать его разве что в качестве дубинки.
— Испанцы — настоящие мастера клинка, — сказал Матео, — и весь мир это знает. Английские свиньи, да сожжёт святой Мигель их души и сбросит в ад, используют короткие толстые мечи для нанесения ударов, в надежде забить противника до смерти. Французы — утончённые бойцы, у них всё сплошь кружева и духи. Впечатление такое, будто они хотят залюбить противника до смерти. Итальянцы — ха, итальянцы! — о, это нахальные бастарды, полные жаркого ветра и бравады. Благодаря скорости и хитрости они почти приблизились к мастерству самих испанцев, но им недостаёт знания той тайны, которая делает нас величайшими фехтовальщиками на земле.
Матео приставил остриё к моему горлу и приблизительно на дюйм приподнял мой подбородок.