Они не торопясь потягивали охлажденное французское вино и беседовали вполголоса, не опасаясь прослушки. Здесь, в Яхт-клубе, это было невозможно даже теоретически. Ни жандармерия, ни Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии сюда доступ не имели по личному распоряжению еще Николая Второго. Никогда и никем, насколько было известно этим людям, не оспариваемому и не нарушаемому. Именно поэтому для встречи и выбрали здание Яхт-клуба. Тем более, что замотивировать поездку в Восточное генерал-губернаторство осенью легче легкого. Потому что все, у кого есть такая возможность, едут в это время сюда, чтобы погреться перед зимой на южном солнышке и поплавать в теплом море. У троих собеседников такая возможность имелась, так как все трое входили в десятку самых богатых людей Империи. Причем двое являлись финансистами — банкирами, а один — больше нефтепромышленником, чем финансистом. Хотя и банк в его промышленно-финансовой группе все же имелся. Впрочем, у банкиров также имелись неплохие доли в промышленных предприятиях, так как в империи занятия только финансовыми спекуляциями считались предосудительными и могли повлечь расследование налогово-финансового департамента полиции.
К тому же один из троих собеседников, одессит, считал некоторые дополнительные ограничения на лиц иудейского исповедания, работающих в финансовой сфере, самодурственной тиранией и антисемитизмом. Хотя эти ограничения вводились исходя из некоторых особенностей и предписаний той самой религии, адептом которой было все его семейство. К тому же, например, некоторые ограничения, накладываемые исходя из религиозных заповедей, налагались законом и на мусульманские и на христианские банки. Эти ограничительные законы, как ни удивительно, появились, были приняты и представлены на утверждение императора Государственным Советом. Причем появились без какого-либо вмешательства имперского правительства.
Впрочем, его взгляды разделяли исповедовавшие православие банкир и нефтепромышленник — мусульманин. Все трое собеседников с превеликим удовольствием работали бы по английским законам. Вот только император постоянно отказывается подписывать любой предложенный Госсоветом закон, если он «ухудшает положение подданных». Это при том, что существующее положение сильно, по мнению многих заинтересованных лиц, ухудшало положение банкиров, купцов и промышленников.
— … Меня смущают, господа, всего две вещи в столь превосходно задуманном деле. Это явное англофильство и слишком… рассеянный образ мыслей… Его Императорского Высочества, да дарует ему Аллах много лет жизни, — говоривший с восточной витиеватостью нефтяник поднял бокал с вином к глазам, любуясь сквозь него на солнце.
— Уважаемый Али-бей, вы совершенно, я бы даже сказал, абсолютно правы, — согласился с ним директор и совладелец банка «Братья Рябушинские», Владимир Владимирович Рябушинский. — Но именно эти… особенности характера и позволяют надеяться на успех нашего… «безнадежного», — банкир улыбнулся, тоном и жестом руки подчеркнув шутливый характер выражения, — предприятия. Как англофил, Его императорское Высочество высоко ценит порядки, принятые в Королевстве. И будет согласен на превращение Государственного Совета в настоящий Российский Парламент. А также на введение ответственного перед парламентом и обществом правительства. Что несомненно станет шагом вперед по сравнению с существующей средневековой по сути системой.
— Да, такие реформы принесут нашему государству несомненную пользу, — согласился третий собеседник, директор Коммерческого Варашавского Банка Ариэль Натансон. — Но, Б-г мой, я не вижу реальных возможностей воздействия на ситуацию, если кто-нибудь из свиты Его Высочества окажется противником этих весьма необходимых для процветания нашей… страны… реформ. И что мы таки будем делать?