За этим занятием Женька напрочь, забывает о времени, и его застаёт рано пришедшая с работы матушка. Сделав вид, что ничего особенного не произошло, она подсаживается к сыну:
— Какой огромный мир нас окружает, и всюду такие же, как мы, люди. Обидно прожить жизнь, так ничего о них и не узнав. У меня не получилось, война помешала, — мать задумчиво умолкает. — Кем ты теперь хочешь быть? — неожиданно интересуется она.
— Лётчиком или моряком, — немного помедлив, отвечает Женька.
Матушка шутливо морщится:
— Это раньше юноши из приличных семей шли исключительно на военную службу. Отец говорил: сейчас самых талантливых ребят посылают учиться на физико-математические факультеты. Представляешь сынок, станешь учёным с мировым именем. И на международной конференции лет через пятнадцать-двадцать будешь делать доклад. А я буду слушать радио и хвалиться соседкам: это наш старший сын, наследник, — она мечтательно вздохнула.
— Для этого физику с математикой надо знать хорошо. Вот если б мы жили в Москве или Ленинграде, а здесь, сама видишь, какая школа…
— А как Ленин со Сталиным и остальные революционеры учились? — Женька недоумённо пожал плечами. — В тюремных библиотеках книги брали, и не просто читали — вникали в суть написанного. Потом обсуждали, спорили, чтоб отстоять свои убеждения…
У Женьки загорелись глаза:
— Не в тюрьму же мне садиться! Вот если бы ты меня как-нибудь эти книжки принесла.
Немного подумав, мать кивнула и поднялась:
— Это лучше, чем без дела слоняться и попусту мечтать. Надо только с отцом посоветоваться. Пойдём обедать, и приёмник выключи, отец вернётся скоро…
Как только метель немного утихла, Женька, стремглав побежал в школу. Барак стоял почти пустой, поселковые сидели по домам.
— Тётка мужчину привела, — сообщила ему девочка. — Вечерами самогонку приносит, выпьют, потом он у нас ночевать остаётся, — в её глазах появилась тоска. — По утрам так недобро поглядывает на меня. Тётка срывается, чуть что, куском хлеба попрекает, дескать, лишний рот. Боюсь, скоро за самогонку и меня под мужиков подкладывать начнёт. Пока не поздно, надо ноги делать, а куда? — Детдом закрыт давно…
— Вы ведь с ней родственники, — удивился Женька. — Только никогда понять не мог, как ты к ней из детдома попала?
— Очень просто: не тётка она мне вовсе, чужая совсем. Своих детей отродясь не было, мужик из-за этого к другой ушёл. Сама полжизни по съёмным углам мыкалась. Когда детдом расформировывали, уговорила меня, мол, вдвоём веселей. Нам комнатку в бараке выделили прошлой осенью, — девочка окинула Женьку осторожным взглядом. — Сначала удочерить меня хотела.
— Давай моей маме всё расскажем, — предложил он, — может, они с отцом смогут помочь, напишут куда следует.
— Только с письмом не затягивай, я так долго не протяну…
Когда в мартовском снеге появились первые прогалины, оказалось — мать девочки жива, и обосновалась в Средней Азии. Плесков-старший отдал ответ на официальном бланке жене, а та показала его Женьке.
— Твоей подруге надо помочь собраться в дорогу, — озабоченно заметила она. — Вот только как отправить, ума не приложу. Сама она несовершеннолетняя, да и женщина, с которой живёт, может быть против.
На следующий день Женька, чтобы успеть, проснулся раньше обычного и пулей понёсся в барак. На полдороге он внезапно остановился, как вкопанный. «Она ведь уедет насовсем, и я никогда её больше не увижу, — дошло до него. — Может, пока ничего не говорить? — Это будет подло, — решил Плесков после мучительных раздумий. — Кто я ей? — Просто знакомый, протянувший однажды руку помощи. А там мать»…
— Не переживай, доеду как-нибудь, не впервой, — философски заметила девчушка, когда Женька показал ей бумагу и объяснил ситуацию. — Помоги только на поезд сесть. Знаешь, где у матери деньги лежат? — Он покраснел и кивнул. — Много не бери, чтоб незаметно было. Завтра с утра вместо школы дойдём скоренько до станции, сам билет купишь, а то мне не продадут. Потом посадишь, будто брат сестру, и вернёшься, не спеша. Пока хватятся, да разберутся, что к чему, я уже далеко буду, — не прощаясь, она сосредоточенно потопала по натоптанной тропинке к себе…