— Знаем таких, — хмыкнул чиновник. — То, что стаю волков извели, хорошо. Вот только нету нынче за это награды, — проговорил подьячий, а глаза в этот момент такие честные стали, что, будь на моем месте пятнадцатилетний подросток, может, он бы и поверил. Сам же подьячий, продолжая честно на меня смотреть, убрал за стол мою добычу.
— Вот оно как, — протянул я, не скрывая усмешки.
— Истинно, — кивнул он. Коли больше ничего не надобно, то мне еще списки дописывать, — указал он на книгу, что была перед ним.
— Ну, коли надо, тогда конечно, — ухмыльнулся я нагло. — Только верни то, что взял. А мы к осадному голове да дьяку сходим, — уверенно произнес я.
— С чего это? — тут же откинулся от стола подьячий. — Мне в списки занести надо, что стая волков уничтожена, а это подтверждение.
— Вот-вот и занесешь, а опосля мы переговорим о том, как сына сотника Белева, внука сотника Прохора из Белгорода и правнука воеводы Петра Волынского и сироту, обдурить вздумали.
— Какого воеводы, не знаю такого, — тут же дернулся подьячие.
— Волынского, не знаешь такого? — оперся я о стол, и подьячий замотал головой.
— Вот и он о тебе пока не знает, но обязательно узнает о том, как с его родичем обошлись, — продолжил я давить.
Рядом же с ноги на ногу переступил Прокоп.
Подьячий же сглотнул, полез в кошель, и тут же передо мной появилось восемь копеек.
Глядя на дьяка, я взял лишь четыре, оставляя ему половину, и направился на выход.
— Андрейка, ты чего наделал? Ежели он прознает, что прадед твой умер и с Волынскими не знаешься, он же козни будет строить от обиды, не успокоится. А он точно прознает, — зло и одновременно горестно произнес Прокоп.
— Я не просто так ему половину оставил, — хмыкнул я. — А о Волынских прознает и прознает. Вот только он выгоду получил, хоть и небольшую. И трижды подумает, прежде чем пакостить, я и сам напакостить смогу так, что тошно станет. Да и какой толк ему от пакости, в обиду я себя не дам, а вот выгоды в таком случае он больше не увидит, а ее он не упустит даже в малости. Так что не думай об этом, — пояснил я Прокопу.
«Знаю я породу таких людей, они и с дьяволом будут дружить, лишь бы выгода была», — промелькнула у меня мысль.
— Ты меня прям удивил, и я тебя не узнаю, — с непередаваемыми эмоциями пробормотал Прокоп себе под нос.
Развернувшись, я уставился на него и приподнял вопросительно бровь.
— Стенька этот, с которого толку-то немного к себе взял, так мало этого, ты ему еще и коня за год пообещал. Коня! С него и крова с едой хватит. А конь бы и нам пригодился, в одвуконь на следующий год поверстаться. Так мало этого, с подьячим Ефимкой разругался, вот чес слово, я тебя не узнаю, — на одном дыхании произнес Прокоп.
Видать, накипело у мужика. Да и я выбился из образа Андрея, надо этот пожар тушить, и срочно.
— Не узнаешь? — хмыкнул я. — Да, тут ты прав, изменился ли я, да. Нет за моей спиной ни отца, ни матери, а дед далеко. Да и непонятно, что там у него и как нынче, жив ли он вообще? Сам слышал, что Белгород к Дмитрию Иоанновичу прильнул. Самому грести надобно, чтобы не утонуть. Про Стеньку вспомнил, а я тебе говорил. Это не только ему помощь, но и Миките, снял я с него заботу о родичах. Да и за год много может измениться, как бы и к нам в дом война не пришла, и тогда еще одна сабелька может ой как помочь. Насчет подьячего я так тебе скажу, что мое, то мое. Просто так никому не отдам. Да и не знаешь ты еще мою задумку, но обсудим.
Прокоп же молча слушал меня и лишь хмурился. Видимо, не по нраву ему происходящее.
— Поменялся ты Андрейка, может, так и надо, — со вздохом произнес он и махнул рукой.
Я же едва заметно выдохнул. Надо бы с Прокопом обстоятельно поговорить, и превращать его не просто в послужильца, но и в моего помощника, насколько он вытянет, конечно, неизвестно, но и я сам со всем не справлюсь и ошибиться могу.
Вернулись к Миките, но его дома не застали, и чтобы просто так не сидеть без дела, вновь занялись тренировками. Михейка к нам тоже присоединился, а Прокоп внимательно наблюдал, показывая разные ухватки.
Микитка появился лишь поздно вечером, причем настроение у него было весьма позитивным.
— Микит, — заговорил я, когда поели. — Я тут думаю, в скором времени в Нижний Новгород на торг съездить, кое-что продать хочу. — Хочу, чтобы ты со мной съездил, я и заплачу.
— Хм, чего не съездить-то. А если за это дело еще и заплатят, то тем более. Сколько заплатишь-то? — хмыкнул он.
Прокоп же и Богдан уставились на меня вопросительно, но я лишь махнул рукой, дескать потом.
— Если удастся товар сбыть, то два рубля, а ежели нет, копеек двадцать смогу.