Это все отмечалось краем сознания. Некогда думать. Я, схватив новую стрелу и найдя новую цель, снова выстрелил. В этот раз попал, как мне показалось, более удачно. В подмышку, когда вражина выхватил саблю и взмахнул ей. Уж не знаю, кого он собирался зарубить.
Драгоценные мгновения таили, враги уже поняли, что их расстреливают, но еще не задали стрекоча.
Третья стрела на тетиве. Оттянуть до уха… Вот новый выстрел. Только я смазал. Моя цель начала крутиться, я дернул рукой, и стрела угодила в заднюю ногу коня, который тут же заржал и попытался встать на дыбы.
— Надо уходить! — раздался чей-то крик.
Один из всадников развернул коня на узкой лесной дороге и приспустил обратно в сторону Нижнего Новгорода. Вот только далеко уехать он не успел. Сразу две стрелы воткнулись ему в спину, из его рук выпали поводья.
Я, не теряя времени даром, выпустил новую стрелу во всадника, который застыл на месте и лишь крутил головой. Попала она в бок, и он завалился на круп коня.
Трое сразу развернули коней, пытаясь убежать в сторону Новгорода. Двое со стрелами в телах направили коней дальше по дороге, надеясь уйти.
Выскочив из леса, я начал метать стрелы, сильно не целясь, лишь бы попасть. Я сделал два выстрела, один из которых попал в спину, но всадник навалившись на коня по-прежнему убегал. Кому-то из моих товарищей повезло больше и он попал, конь начал останавливаться.
— Один ушел! — раздался крик Прокопа.
— Василий, Прокоп, на коней и догоните. Не должен уйти, — вовсю заорал Микитка. — Мы здесь сами.
— Не уйдет, собака плешивая, — заорал Прокоп и метнулся к ближайшему коню без всадника.
Конь на него покосился, даже попытался отбежать, но Прокоп успел поймать его за уздечку и ловким движением запрыгнул в седло, а затем помчался вслед за убежавшим. Потом и Василий, раздобыл коня.
Я же осмотрел место побоища. Трое из наших врагов пытались подняться, но лишь у двоих это вышло.
У одного стрела торчала в боку, а у второго — в ноге и в руке. Они оба обломали древки стрел и вытащили сабли направив их на приближающегося Никиту, у которого тоже в руке была сабля.
— Не подходи, порублю, — истерично заорал тот, что со стрелой в боку.
— А я и не подхожу, — выдохнул я и спустил тетиву, которая угодила ему прямо в грудь. Он завалился и затих.
Микита тоже не остался в стороне. Он подскочил ко второму, резко ушел в сторону от удара и приложил его по голове, а после подножку подставил, роняя на грешную землю.
— Вот и все, — обернулся он ко мне. На его лице играла улыбка. — Не дурно вышло. Впятером дюжину положить.
— Один ушел, — кивнул я на дорогу.
— Ни чего догонят, его подранили. Прокоп и Василий жалеть лошадей не будут, загонят их, но догонят.
— Это да, — кивнул я.
Положив лук на землю и достав саблю, я начал обходить побитых нами. Тех, кто был на последнем издыхании, добивал.
Но среди них нашлись трое раненных, что были в сознании. Они ругались, кляня нас, на чем свет стоит. Ведь они ничего не могли сделать, только ругаться им и оставались.
— Ну что, милок, расскажешь, кто вас послал-то? — поинтересовался я у одного из них.
— Да гори ты в геенне огненной, — ругнулся он, и закашлялся, а из его рта пошла кровь.
— Только после тебя, — короткий замах, и я приложил его саблей по голове.
— Следующим был тот, кого уронил Микита, сам же он находился возле меня.
— Ну а ты чего скажешь? — поинтересовался я.
— Чего говорить-то? Живым не оставите. Я и отслужить готов, если что, — предложил он, держась за простреленную ногу, с которой так и хлестала кровь.
— Кто послал? Кто надоумил? — приподнимая сабельку, спросил я.
— Петрушка, что б его черти на сковородке жарили. Обещал плевое дельце и что долги все простит. Стоит только мальца да его людишек побить.
— Молчи пес, — тут же заорал третий и попытался подползти к нам.
— А этот чего надрывается? — глянул я на кричащего.
— Так это брат евойный, ну Петрушки. Двое их тут было-то. Вот и орет. Понимает ирод, — засмеялся он.
— Вот оно как, — хмыкнул я. Значит, оказался прав. Петрушка вышел слабым звеном во всей сделке.
— Ага, — осклабился он. Надеюсь, вы ему все потроха через задницу вытащите, поросю этому.
— Пес блохастый, — вновь начал ругаться брат Петрушки.
Я глянул на Микитку. Он ухмыльнулся и в три шага добрался до кричащего, а потом обрушил на него саблю, затыкая на веки вечные.
— Обязательно, вот только не знаю уж, получиться-то через задницу или нет, — пробормотал я.
— А мне уже не важно, главное знать буду, что и ему несдобровать. Помирать как-то даже легче, — улыбнулся говорливый.